Арам Хачатурян - Статьи и воспоминания

Период, о котором я рассказываю, был отмечен бурными политическими событиями в жизни народов Закавказья (захват власти грузинскими меньшевиками, установление режима антинародной диктатуры во всех краях Закавказья, оккупация Тифлиса немецкими войсками, а после окончания первой мировой войны — англичанами). Восстание грузинского, армянского и азербайджанского рабочего класса положило конец существованию власти меньшевиков и иностранных оккупантов. Весной 1921 года в Грузии установилась Советская власть и одновременно возобновились прерванные связи с Россией, с Москвой. В истории народов Закавказья открылась новая страница.

Понимал ли я все значение происходящего? Радовался ли я приходу нового? На первый вопрос не могу ответить с уверенностью. Но зато на второй отвечаю: да, радовался, да, всем своим существом ощущал рождение нового мира.

Это новое буйно ворвалось в мою жизнь, когда я, не помню сейчас, при каких обстоятельствах, стал активным участником группы деятелей армянской культуры, выехавшей из Тифлиса в Ереван со специальным агитпоездом. Перед нашей группой стояла задача — разъяснять населению городов и сел Армении великие идеи Октября, распространять листовки и брошюры, организовывать митинги и концерты-лекции. Один из товарных вагонов был превращен в концертную эстраду с пианино, стоявшим перед открытыми дверями. Когда поезд останавливался на запасном пути какой-нибудь станции, я начинал играть бравурные марши. Члены нашей бригады при помощи рупоров принимались созывать публику, немедленно собиравшуюся перед вагоном. Начинался митинг, сопровождавшийся песнями, несложными концертными номерами, раздачей пропагандистских материалов.

Эта поездка состоялась летом 1921 года, а осенью того же года в Тифлис приехал мой брат Сурен со специальной миссией — набрать способных молодых актеров для недавно созданной в Москве драматической Армянской студии.

Брат, Сурен Ильич, был на четырнадцать лет старше меня. После окончания тифлисской гимназии, осенью 1908 года, Сурен уехал в Москву, поступил там в университет на филологический факультет, на котором проучился два года, а затем перешел на историко-филологический факультет. Еще в стенах университета Сурен начал увлекаться театром. Занятия в университете он совмещает с работой в режиссерской группе Московского Художественного театра под руководством К. С. Станиславского, Вл. И. Немировича-Данченко, Л. А. Сулержицкого. В 1913 году, когда при Московском Художественном театре была организована студия, во главе которой встали Л. А. Сулержицкий, Е. Б. Вахтангов и М. А. Чехов, Сурен начал работать в молодом театре помощником режиссера, заведующим художественно-монтировочной частью и секретарем художественного совета.

Страстная, увлекающаяся натура, Сурен обладал большими способностями к литературе и другим видам искусства. Крупный театральный деятель, высоко ценимый корифеями русского театра, знаток русской и армянской литературы, он хорошо пел, разбирался в живописи. Его квартира в Москве была своеобразным артистическим клубом, где собирались многие видные деятели искусства.

Одновременно с занятиями в университете и работой в Первой студии МХТ Сурен Ильич Хачатуров (он русифицировал свою фамилию) стал одним из основателей и руководителей драматического отделения Армянской труппы, существовавшей в Москве при Кавказском землячестве. После Великой Октябрьской революции Сурен Хачатуров работает в культурно-просветительной комиссии Моссовета, а затем переходит в театральный отдел Наркомпроса РСФСР, где занимается организацией в Москве театральных студий — Украинской, Белорусской, Еврейской, Грузинской и Армянской.

Весной 1919 года начала свое существование Армянская драматическая студия во главе с С. И. Хачатуровым. И здесь перед ним возник ряд задач — завязать тесные связи с армянской интеллигенцией, проживающей в Закавказье, собрать лучшие произведения армянской драматургии, материалы по истории армянского театра, фольклора, музыки, изобразительного искусства. И, конечно, привлечь к занятиям в студии молодые творческие силы из Армении и других республик Закавказья. Вот с этой целью и приехал в 1921 году в Тифлис С. И. Хачатуров, имевший широкие полномочия, подтвержденные мандатом за подписью наркома просвещения А. В. Луначарского.

Вспоминаю появление брата Сурена — красивого, подтянутого, по-своему элегантного. Почтительный и нежный с родителями, он с видимым интересом присматривался к своим младшим братьям. Как бы ни были далеки моему отцу вопросы строительства профессионального армянского театра, он все же не мог не гордиться сыном, прибывшим из столицы России с важным государственным поручением. Вместе с Суреном в Тифлис приехали и другие работники студии, и среди них преподавательница ритмики Ашхен Мамиконян.

С необычайной энергией Сурен занимался организацией приемных испытаний для будущих студийцев. Ему удалось привлечь для участия в приемной комиссии виднейших деятелей армянской культуры, в том числе поэта Ованеса Туманяна, писателя Дереника Демирчяна, артистку Арус Восканян. В результате этих испытаний список студийцев пополнился именами нескольких талантливых молодых актеров, впоследствии занявших видное положение на профессиональной армянской сцене.

Затем Сурен со своими коллегами направился в Ереван, где также провел набор учеников для Армянской студии в Москве. Теперь перед моим братом встала нелегкая по тому времени проблема — отправить всю группу в Москву. После долгих хлопот ему удалось получить от железнодорожного начальства в Тифлисе наряд на два товарных вагона-теплушки, которые и стали временным пристанищем на колесах для всей ватаги будущих студийцев. Вместе с ними в Москву выехали брат Левон и я.

Взять нас двоих с собой в Москву на свое иждивение и ответственность — это был смелый и благородный поступок старшего брата. Очевидно, он заметил нашу страсть к искусству, горячее желание учиться. Думаю, не без тревоги и глубокой печали отпускали нас в далекий путь родители. Однако забота о будущем своих сыновей и твердая вера в мудрое руководство старшего брата решили нашу судьбу. Осенью 1921 года мы стали москвичами.

Поездку в Москву, длившуюся двадцать четыре дня, я запомнил на всю жизнь. Наши теплушки больше стояли, чем ехали. Не было ни одной крупной станции, где бы вагоны не отцепляли от поезда и не загоняли на далекие запасные пути. Пока староста группы, режиссер Степан Капанакян, бегал к начальнику станции для переговоров, другие пассажиры успевали договориться с руководителями ближайшего железнодорожного клуба об устройстве концерта. Импровизированные выступления студийцев неизменно встречали горячий отклик местной публики и одновременно служили важным подспорьем для пополнения нашего «котла». Взятые с собой из дома продукты закончились на третий день, денег у нас было в обрез. Поэтому даже весьма мизерная оплата за наши выступления в рабочих клубах оказывалась весьма кстати. Так мы и ехали, простаивая сутками на больших станциях, ехали дружной семьей, с песнями, шутками, веселыми приключениями.