Андрей Старостин - Большой футбол

Кто не любит попариться в бане, будь то деревенская бревенчатая, с низким потолком, докрасна накаляющейся печкой и запотевшим узеньким окошком, комфортабельные Сандуны или Центральные московские! Усиливается кровообращение, выпариваются боль и ломота в суставах, быстро заживают ушибы, полученные на футбольном поле. Баня в жизни спортсмена занимает почетное место.

Я с детства любил париться. Приучил дед Степан, отец моей матери. Могучего сложения, он обладал в молодости огромной физической силой. Ямщик по профессии, он в восьмидесятых годах подвергся разбойному нападению. Шестеро грабителей, вооруженных дубинами, набросились на деда. Он рванул плечами, освободил руки, схватил двоих, стукнул их головами, разметал наотмашь кулаками остальных, вскочил на тройку и с гиком умчался.

— Паром только и выходился, — говорил дед, вспоминая этот случай, — дубьем-то они меня сильно потревожили.

В деревне по субботам парились в русской печке. Протопят, угли выгребут, на под печи постелят соломы — полезай и парься за милую душу. Влезать и вылезать из печи — искусство. Ловкость нужна большая, чтобы не выпачкаться в саже. Деду Степану это в особенности было нелегко: он без малого восемь пудов весил. А из печи — прямо в снег. Прекрасная закалка! Ребятами мы запросто бегали по снегу босиком. И никогда не болели, не простужались.

Много лет спустя как-то после тренировки наша команда «Спартак» дня за два до ответственного матча с «Динамо» отправилась в баню. Конечно, первым делом на весы, а потом в парилку. Вес для спортсмена — первый показатель. Два-три лишних килограмма против нормы, и уже хорошей игры не жди. Меняется режим дыхания, трудно бегать. Значение веса хорошо знакомо спортсменам-конникам. Даже рассказывали анекдот о том, что в Англии знаменитое эпсомское дерби фаворит проиграл только потому, что жокей забыл вынуть из кармана ключи от квартиры: лошадь несла двести граммов лишнего веса.

Наш левый инсайд Петр Никифоров был расположен к полноте. В парилке на полке Николай Старостин пощупал у него брюшной пресс и в шутку сказал:

— Ну какой же ты инсайд с таким животом!

В это время на полок забрался старичок, маленький, худенький, ну прямо кожа да кости.

Никифоров посмотрел на старичка и сказал:

— Взяли бы его в инсайды! Тут уж самый строгий тренер не придерется.

Все рассмеялись. А новый кандидат в инсайды положил веник под голову и улегся на скамейку.

Пару поддали. Ребята с полка долой в мыльную. Остались наверху я да старичок. Лежали долго. Чувствую, пора и мне вниз, а уходить не хочется: соревнуется со мной кандидат в инсайды. Креплюсь, виду не подаю. А старик хоть бы что — лежит себе и лежит. Я мурлыкать себе под нос что-то начал, хочу дать ему понять, что мне, мол, и не жарко — песни пою, а он и ухом не ведет. Ну, думаю, чертов старикан, сейчас я тебя допеку.

— Дядя Никита, — кричу, — поддай еще шаечку: пару мало!

Дежурный банщик дядя Никита так поддал, что. дух захватило. Уши огнем палит. Не только париться веником, пальцем шевельнуть нельзя — обжигает! Лежу, силы нет, невмоготу больше. Покосился глазами, вижу сквозь пар: лежит кандидат в инсайды как лежал.

«Ну, бог с тобой, — думаю, — сдаюсь: проиграл соревнование, не умирать же мне тут. Деда Степана бы на тебя натравить».

Шатаясь, добрался я до раздевалки. Еле отдышался. Говорю ребятам:

— Зверь, а не старик, выкурил из парилки! Перележал меня, выиграл соревнование.

Вдруг слышим шум. Кого-то несут. Глядим, кандидата в инсайды тащат! Оказалось, пока я с ним соревновался, он на полке лежал в обмороке. Старика едва отходили. Врача вызывали.

А я, придя домой, против обыкновения, очень долго не мог заснуть, и на другой день чувствовал себя отвратительно. Вялость, головокружение... На тренировку еле выполз, а через день — матч на первенство СССР с «Динамо». Говорить игрокам о значении матча между этими двумя клубами излишне. «Спартак» — «Динамо» — все билеты проданы! Кто выиграет матч, тот чемпион СССР. Я, как капитан команды, прекрасно знал, что надо быть во всеоружии. Но разве угадаешь на чем споткнешься? Мало мне было парильни, свалился на мою голову еще и обмен. После тренировки вдруг позвонил человек, с которым я менялся квартирами. Оказалось, что завтра он уезжает в командировку. Ладно! Перееду сегодня! Мне казалось, что я быстро управлюсь. Взял машину... Словом, в два часа ночи конца еще не было видно. Я никогда не предполагал, что домашнее хозяйство так сложно. Артель у нас, правда, сколотилась дружная — два шофера да я с женой, — но таскать скарб, ставший мне ненавистным, надо с третьего этажа вниз, а потом на четвертый вверх. Есть к чему приложить энергию! Я уже поглядывал на часы, высчитывал, сколько остается времени на сон. «Хватит еще, — успокаивал я себя, — игра в два часа дня, успею выспаться».

Переезд окончился только к шести утра. Я улегся было спать, но оказалось, что заснуть не могу. Ворочаюсь с боку на бок, закрываю глаза, считаю — ничего не помогает. «Отомстит мне мяч, ох, как отомстит», — терзался я, лежа с открытыми глазами.

— Мяч, он предмет одушевленный, он все про игрока знает, — говорил один тренер. — Выпил рюмку вина — мяч под ногой проскочит; в преферанс заигрался, не выспался — споткнуться заставит; на тренировке ленился — с ноги срежется, — одним словом, нарушения режима не простит.

Ох, как это верно! Кто из футболистов не получал таких уроков! Кто избежал их!

Так я и не заснул ни на минуту. А с утра уже начались телефонные звонки. Билеты! Билеты! Билеты! Прошу! Умоляю! Прошу! А у меня давно уже ни одного билета нет. И я расходую остатки энергии, убеждаю: нет у меня билетов! Нет!

В плохом состоянии приехал я на стадион. Самочувствие отвратительное. Ноги ватные. Взгляд вялый...

— Я не могу играть сегодня, — говорю тренеру Владимиру Ивановичу Горохову.

Мне показалось, что его нос, и так, впрочем, весьма солидных размеров, вытянулся еще больше. Ошеломленный этим заявлением, он воскликнул надвигаясь:

— Что, что ты сказал?!

У меня хватило честности не ссылаться на болезнь. Я рассказал все как было. Возмущению не было границ. Играть меня заставили. Николай настоял. Он утверждал, что отсутствие капитана на поле может сказаться еще хуже, чем моя слабая игра. Но он жестоко ошибался.

Динамовцы быстро нащупали слабое место. Атаки развивались через центр. И вот в самый решительный момент я вдруг почувствовал, что скольжу на своих безжизненных ногах и грузно валюсь на землю. А мимо меня нападающий противника проводит мяч и забивает гол. Какой позор! Мне стыдно было взглянуть на трибуны, на товарищей по команде.

— Что с тобой? — спрашивал меня в перерыве Александр.

— Что с тобой? — спрашивал Петр.