Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

Итак, признаки самки еще не определяют женщину, мы отказываемся также определять ее, прибегая к «вечной женственности», но при этом признаем, что женщины все же есть, пусть даже это явление временное. Так что же такое, спрашивается, женщина?

Сам вопрос подсказывает мне первый ответ. Показательно уже то, что я его задаю. Мужчине не пришло бы в голову писать книгу об особом положении, которое занимают его соплеменники. Определяя себя, я прежде всего должна сказать: «Я женщина», и все другие характеристики наложатся на этот фон. Мужчина никогда не станет описывать себя в первую очередь как представителя своего пола: он человек, значит мужчина, это само собой разумеется, и если в гражданских регистрационных книгах, анкетах и документах рубрики «пол: мужской/женский» выглядят симметричными, то это только формальность. Два пола относятся друг к другу не так, как электрические полюса: мужчина — это одновременно положительное и нейтральное начало, во французском языке понятия «человек» и «мужчина» обозначаются одним словом «homme», специфическое значение латинского «vir» (муж) поглощено термином «homo» (человек). Женщина же — начало отрицательное, суждения о ней имеют характер оговорок, ее качества как стоят особняком и никак не соотносятся с мужскими.

Меня бесит, когда в разговоре на отвлеченную тему я вдруг слышу от собеседника: «Вы так думаете, потому что вы женщина». Единственное, что я могу возразить, это: «Я так думаю, потому что это правда», отведя тем самым упрек в субъективности, но ни в коем случае нельзя сказать: «А вы думаете иначе, потому что вы мужчина».

Зося с детства любила дядины страдания, которые культивировались в семье Дзержинских. Феликс в кандалах приобрел для нее ореол святого. Она тоже хотела жертвовать собой во имя чего-то великого. И в конце концов стала жертвой любви к дяде и коммунистической морали.

Она перечитывала дядины письма и находила в них то, что хотела найти — интерес к себе, намеки на привлекательность. Прочитав про «маленькие ножки в стопе…», она стала мечтать о том, чтобы они не росли вовсе. Вот удивится дядя, скажет: «А ножки-то в стопе совсем не выросли…» И будет перебирать ее чистенькие пальчики ласковой рукой.

Кстати, китайцы имеют обыкновение искусственно уменьшать величину и изменять форму женской ноги, чтобы обеспечить дочерям лучшие партии. Они достигают этого путем сгибания маленьких пальцев ноги, тугого бинтования и другими способами. Маленькая ножка возбуждает у китайцев сильное эротическое чувство. Высказывалось и другое суждение: будто пристрастившиеся к опиуму мужчины из небесной империи по причине слабости организма не в состоянии получать другого удовольствия, кроме как наслаждаться прикосновениями к миниатюрным башмачкам.

Это был формальный психоз. Ребенок мог говорить только о своем дяде. Со всеми знакомыми и незнакомыми. Она фантазировала: представляла, как организовывает Феликсу побег, как будет ухаживать за ним, обмывать гнойные раны, забинтовывать, ездить с ним в черном автомобиле. Упаси Бог, она не представляла реальных сексуальных контактов. Она хотела быть полезной и всегда рядом. Но, если бы у Феликса возникло желание, стоило бы только протянуть руку… В своем отце она отыскивала черты сходства с его-братом.

Долгие годы не видела Зося дяди, но преданно любила его. А потом на ее долю выпало большое счастье: в годы юности (от четырнадцати до двадцати лет) постоянно видеть дядю, подолгу жить в его семье, чувствовать горячее участие и внимание. Она наблюдала, чтобы потом писать воспоминания (была уверена, что будет этим заниматься). Вот одно из наблюдений племянницы Дзержинского: «Как ни любили дядя Феликс и тетя Зося сына Ясика, а он уже с детства понял, что главное в семье все-таки не он, а постоянная забота о судьбе Родины, неуемная страсть и боль за общее дело трудящихся — построение социализма. И Ян рос хорошим коммунистом».

Племянница Дзержинского тоже стала «хорошим коммунистом» (если такие бывают). Может ли женщина быть «настоящим коммунистом»? Бывает ли «настоящий коммунист» женщиной? Эти вопросы загоняют меня в тупик, я не могу представить себя в роли праведной коммунистки.

На мой взгляд, замечание Бебеля о сходстве в положении женщин и пролетариата, ошибочно. Ничего общего. Пролетарии говорят о себе «мы», негры тоже. Тем самым заявляя о себе как субъекте и полагая «иными» буржуа или белых. Женщины же никогда, если не считать чисто декларативных акций вроде конгрессов, не говорят о себе «мы». Повторяя за мужчинами собирательное «женщины», они не полагают себя полнокровным субъектом. Пролетарии совершили революцию в России, негры — борются на своей земле; женская же активность — лишь видимость реальных действий; они добились только того, что соизволили уступить им мужчины, ничего не взяли сами, все только получили из чужих рук. А дело в том, что у женщин нет практической возможности сплотиться в единую силу и противопоставить себя мужчинам. У них нет своего особого прошлого, истории, религии, нет трудовой солидарности и общих интересов, как у пролетариев, нет даже мест, где они жили бы обособленно, и потому нет таких общин, какие сложились в негритянских кварталах Америки, в еврейских гетто, в рабочем предместье Сен-Дени или на заводах Рено.

Женщины живут вместе с мужчинами, с некоторыми из них — с отцом или с мужем — они связаны общностью жилища, работы, экономических или социальных интересов куда теснее, чем с другими женщинами.

Женщины из буржуазной среды солидарны с мужчинами-буржуа, а не с работницами, белые женщины — с белыми мужчинами, а не с негритянками. Пролетариат мог бы задаться целью истребить правящие классы; какой-нибудь фанатичный еврей или негр мог бы лелеять мечту овладеть секретом атомной бомбы и оставить от всего человечества одних евреев или негров; женщине же никогда не взбредет в голову уничтожать мужчин. Узы, связывающие ее с угнетателем, не сравнимы ни с какими другими. Ведь разделение полов — это биологическая данность, а не факт человеческой истории. Их антагонизм возник на заре общественного mitsein и до сих пор общества не разрушил. Пара «мужчина — женщина» изначальна и неразрывна, обе ее половины прочно спаяны друг с другом; расщепление общества по полам невозможно. Такова существенная особенность женщины: она Иное внутри целого, состоящего из двух необходимых друг другу начал.

Казалось бы, эта обоюдная необходимость должна облегчить ее освобождение: когда Геракл прядет шерсть у ног Омфалы, он скован своим желанием, почему же Омфала не сохранила власть над ним надолго? Медея, чтобы отомстить Ясону, убила его детей — эта жестокая легенда доказывает, что женщина могла бы использовать как могучее оружие и привязанность мужчины к потомству. Аристофан в «Лисистрате» в шутку изобразил содружество женщин, решивших общими усилиями обратить в свою пользу потребность, которую испытывают в них мужчины, но это всего лишь комедия. Есть также легенда, рассказывающая, что пленные сабинянки в наказание похитителям упорствовали в целомудрии, однако мужчины, с помощью такого чудодейственного средства, как вожжи, сломили их сопротивление. Биологическая потребность — сексуальное влечение и стремление к продолжению рода, — ставящая мужчин в зависимость от женщин, не сделала женщин социально свободными. Ведь и раб связан с хозяином взаимной экономической необходимостью, но это не освобождает раба. Потому что хозяин не осознает свою потребность в рабе как зависимость, он уверен в своем праве удовлетворять ее, не задумываясь, посредством кого или чего это делается; и напротив, раб, зависимый, терзаемый страхом и надеждой, ощущает потребность в хозяине как внутреннюю необходимость, и, хотя нужда одинаково насущна для обеих сторон, она оборачивается в пользу угнетателя и против угнетенного. Именно этим объясняется, например, почему освобождение рабов происходило столь медленно. Итак, женщина всегда была если не рабом, то вассалом мужчины.