Карел Рихтер - Его звали Отакар

— Вы прекрасные ребята, как хорошо, что мы попали к вам! Я коммунист, понимаешь?

— Член Коммунистической партии?

— Нет, я коммунист в душе…

— В таком случае, ты еще не коммунист. Коммунист гордится своим званием…

Многие интересовались, объявил ли Советский Союз войну Германии.

Ответ разбил иллюзорные надежды чехословацких эмигрантов — не объявил.

— Почему? Советский Союз не хочет войны. Это только империалистам нужна война. С помощью войн эксплуататоры решают свои споры.

— Но… фашистская Германия должна быть разбита, иначе нельзя освободить нашу Чехословацкую республику.

— Вашу республику освободит социалистическая революция. Нужно сражаться за революцию.

Они не понимали того, что говорили красноармейцы. Во всяком случае, большинство из них — это точно. Они не знали, что такое социалистическая революция.

Настроение как после пожара. Польско-немецкая война кончалась, и в ее угасающем пламени сгорели почти все их надежды. Они сохранили только свои жизни да слабый лучик веры, что еще не все потеряно. Может быть, кто-нибудь из них в ту минуту и горько сожалел о том, что покинул свой дом, родину ради того, что сейчас становилось невозможным делом. Солдат мучило разочарование, безнадежность, и от этого внутри у них накапливалась злость, которая каждую минуту могла взорваться как пикриновая кислота. Их раздражение и нервозность читались у них на лицах и проявлялись в их поступках. Кое-кому стало казаться, что пора кончать эту игру в солдатики. Дисциплина заметно упала. Чехословацкую часть снова охватила волна раздоров и конфликтов. При этом высокомерие некоторых офицеров прямо-таки выводило бойцов из себя, что могло однажды кончиться нежелательными последствиями. Кроме того, в кругу этих самых офицеров все чаще раздавался ропот, что во всем виноват подполковник Свобода, приведший их в Советский Союз. Какого дьявола мы здесь ищем? Почему не пошли в Румынию? Ведь оттуда можно перебраться во Францию!

Отакар Ярош думает иначе. Он помнит, что сказал ему брат Иржи в тот день, когда они виделись в последний раз: «Я не советую тебе идти на Запад, ведь они нас предали. Иди в Россию, это славяне, которые нас понимают».

И хотя ему тоже приходила в голову мысль: «Что мы будем делать в России, если она не воюет против Германии?» — он оставался спокоен за будущее, ибо питал безграничное доверие к подполковнику Свободе. Тот непременно знает, что делает. У нас с Советским Союзом договор, он наш союзник. Значит, он обязательно поможет. Надпоручик Отакар Ярош еще не забыл заголовки в газетах, выходивших в конце сентября 1938 года. Это была единственная европейская держава, которая не признала мюнхенский диктат. Советский Союз с нами. Нет, то, что они пришли на территорию СССР, нисколько его не волнует. Его волнует и даже больше того — бесит, что в части катастрофически падают дисциплина и мораль. То и дело в разных подразделениях отмечаются случаи неповиновения. Анархистски настроенные элементы сжигают за собой мосты. Они открыто проявляют ненависть к офицерам. Вот она — неизлечимая болезнь всех буржуазных армий. Офицеры сплошь и рядом сталкиваются с презрительными или насмешливыми взглядами, тут и там слышатся колкие замечания подчиненных в адрес командиров, нередки ругательства и даже угрозы.

— Вот так, господа офицеры, хорошо мы вас осадили!

— Ты еще будешь мне приказывать, поручик. Пошел к черту!

— Фашисты! Придет время, и мы вас повесим!

— Никаких старых командиров мы не признаем. Мы своих командиров выберем сами!

Ярошу ничего подобного никто не говорил. Если потребуется, он поддержит свой авторитет суровым взглядом и крепко сжатым кулаком… Но и он, и его друзья никак не поймут, откуда взялось столько злости в отношениях между военнослужащими. Мы должны драться с фашистами, а вместо этого деремся между собой!

Огорченные поручики оживленно обсуждают между собой эту проблему. Они еще слишком неопытны, чтобы понять, что те, кто сейчас бунтует, поступают так же, как в свое время в период стихийных крестьянских восстаний поступали их предки. Причина здесь одна и та же — привитый многовековым угнетением трудового народа инстинкт борьбы с господами. Тогда жгли замки и расправлялись с феодалами, а теперь вот, в данном случае, не повинуются господам офицерам.

Но теперешние солдатские бунтари не знают одной вещи. Что многие их офицеры совсем не относятся к господам, а любовь их к родной стране чрезвычайна чиста и самоотверженна до крайности. И еще одного они не знают. Что коммунисты, отстаивающие свою собственную программу Сопротивления, оставили в ней место для всех, кто честно хочет сражаться против фашистов за освобождение родины.

Перевернем лист дневника Шмольдаса, чтобы узнать, что происходило потом:

«19 сентября, вторник. Идем в Россию. Руку мою оттягивает чемодан с самыми необходимыми вещами. После обеда пошел дождь, но он быстро кончился, выглянуло солнце, и это приподняло у ребят настроение. Вечером вошли в деревню Лешиановцы, где и расположились на ночлег.

20 сентября, среда. Из Лешиановцев вышли в семь утра. И сегодня над колонной витает веселье. Дороги стали лучше. Вечером, когда мы вошли в Копичнице, где нас очень радушно встретили, настроение наше еще более поднялось.

21 сентября, четверг. Утром наша рота выступила первой. В 13 часов мы дошли до города Гусятин. Вечером часть группы повезли на поезде в Каменец-Подольский, наша рота осталась ночевать в Гусятине.

22 сентября, пятница. Утром прошлись по городу. После обеда, примерно в 13 часов, нас погрузили в вагоны и повезли в Каменец-Подольский. В 18 часов восточноевропейского времени мы достигли цели своего путешествия, оказавшись в старинном русском городке на территории уже собственно Советского Союза».

Древний городок на скалистом пригорке, возвышающемся над рекой. 22 сентября 1939 года. На улице опять строится колонна чешских и словацких военных эмигрантов. Одежда на них стала еще более неприглядной, на лицах написано недовольство. Поручику Ярошу стало как-то не по себе при мысли о том, что ему придется, как на плацу, командовать этими измученными и физически, и духовно людьми. Прямой и упругий, как прут молодого орешника, он встал посреди дороги и поднятием руки указал, где нужно строиться взводу. Мужчины нехотя поднимались с травы и становились в шеренги за его спиной. Некоторые из них роптали:

— Опять топать?

— От холма и до холма!

— А ведь нас учили в школе, что поверхность Украины ровная, как стол. А нас наши офицеры водят по одним холмам!

Дана команда, и колонна пришла в движение. Вскоре подразделение, шедшее в голове колонны, вошло на улицу города. Бойцы в гражданской одежде вступили в город с понурым видом. Они устало и без всякого интереса скользили взглядом по домам с осыпавшейся штукатуркой, воротам. Вряд ли кто из них думал в тот момент о том, что им предстоит сделать в будущем и какую роль они сыграют в освобождении своей родины. Будущие воины идут, согнувшись под тяжестью чемоданов и узлов, ноги их шаркают по асфальту, будто у них нет сил поднимать их выше, между рядами в колонне образовались разрывы.