Карел Рихтер - Его звали Отакар

«14 сентября, четверг. Сегодня утром получил приказ провести телефонную связь, но в 9.00 получил новый приказ — немедленно приготовиться к маршу, все оборудование уничтожить. В полдень этот приказ был отменен, так что нам вновь пришлось взяться за установку телефонного оборудования.

15 сентября, пятница. Утром было офицерское собрание, на котором поляки сказали нам, что если они не будут в состоянии нас вооружить, то пошлют нас в то государство, которое сможет это сделать. В полдень на нас был совершен налет…»

С запада быстро приближался однообразный гул. Самолеты. Наши ребята и сельские жители выбегают из домов, задирают вверх головы.

— Вот они!

— Один, два, три…

Построенные клином, бомбардировщики с надрывным звуком выплывали из туч.

— Это не фашистские самолеты, — говорит кто-то. Отличительные знаки на крыльях не разобрать, но они никак не похожи на свастику. Самолеты пролетают над селом, разворачиваются и с нарастающей скоростью возвращаются назад. Моторы ревут так сильно, что даже закладывает уши. От крыльев отделяются бомбы и летят вниз. Земля и воздух дрожат от взрывов. Слышатся испуганные крики женщин, причитания, плач. Бомбы падают на станционные постройки, железнодорожное полотно, попадают в поезд, который, к счастью, оказывается пустым, взрываются и между домами…

Пулеметчик Витезслав Грюнбаум, согнувшись за своим станковым пулеметом, временно закрепленным на деревянной подставке, поймал в прицел цель и яростно жмет на спусковой крючок. В небо, пронзя воздух, несутся длинные очереди пуль. Заряжающий поддерживает прыгающую патронную ленту. Неожиданно пулеметчик резко сгибается, руки его отрываются от оружия и прижимаются к животу. Сквозь пальцы проступает кровь. Он падает и со стоном начинает кататься по земле.

Осколок бомбы располосовал ему живот. Он умер по пути в тарнопольскую больницу. Свидетели этого случая говорят, что его последние слова были такими: «Я знаю, что мне пришел конец. Жаль только, что я в него не попал». Первые жертвы. Гибель пулеметчика подействовала на всех угнетающе.

Поручик Шмольдас записал коротко:

«…тяжело ранило одного сержанта и легко одного поручика. В 19 часов был назначен отход из Глубочека, но когда личный состав построился, поступило распоряжение начать марш завтра».

Напряжение растет, оно буквально висит в воздухе. Немцы приближаются, а чехословацкий легион торчит в Глубочеке. Подполковник Свобода послал связного капитана Швейтцера в Зелешчик, где укрылось польское правительство, а вместе с ним и дипломатический корпус. Капитан должен был найти чехословацкого посла Славика и сообщить ему, что подполковник Свобода, исходя из создавшейся ситуации, имеет намерение спасти часть путем отступления на румынскую или советскую территорию. Связной возвратился и доложил Свободе, что посол согласен с его намерениями. Славик, сказал он, отдает предпочтение России, потому что он предварительно обсудил уже этот вопрос с советским послом и военным атташе полковником Рыбалко. Чехи и словаки будут приняты на советской земле как союзники и друзья.

Во время налета на Глубочек Свобода был в Тарнополе, где он добивался разрешения на марш. Однако командира корпуса не оказалось на месте, а начальник штаба без командира не решился отдать соответствующий приказ. Они договорились, что группа будет ждать приказа у телефона.

Возвратившись в Глубочек, Свобода узнал, что там произошло в его отсутствие. Все уже не находили себе места от волнения и неопределенности и желали только одного — поскорее покинуть опасное место. Тянуть время дальше было никак нельзя. Подполковник Свобода, глубоко тронутый гибелью сержанта Грюнбаума, готов к немедленному выходу группы из Глубочека. Однако к вечеру неожиданно приехал генерал Прхала. Сначала он согласился с решением Свободы, но, узнав, что ситуация в районе Львова улучшилась, приказал ждать до следующего дня.

На другой день он лично поехал в Тарнополь договариваться о сохранении группы. Очевидно, договориться с поляками ему не удалось. Вот что говорит нам дневник. Шмольдаса:

«16 сентября, суббота. В 9 утра было построение, на котором нам сообщили, что Глубочек мы покидаем в 18 часов. Вечером в указанное время все построились, но нас распустили по домам…»

Утром следующего дня над деревней пролетели девять немецких бомбардировщиков и сбросили бомбы. Были убиты две женщины и мальчик. Генерал со своей свитой сел в автомобиль и уехал. Поехал будто бы к послу Славику договориться об отводе чехословацкой военной группы из Польши. Солдаты, дежурившие в тот день у радиоприемника, услышали сообщение московского радио о том, что польское государство прекратило существование и советские войска, исходя из этого, занимают Западную Украину и Белоруссию, чтобы защитить жизнь и имущество украинского и белорусского населения.

Подполковник Свобода уже не хочет ждать согласия тарнопольских военных властей. Он решает вести группу навстречу Красной Армии. Речь идет о сохранении жизни бойцов, за судьбу которых он несет ответственность. Искать спасение в Румынии казалось ему делом ненадежным. Немцы могли бы потребовать у румынского правительства их выдачи, и оно едва ли отважилось бы отвергнуть такое требование. Единственным надежным укрытием в сложившейся обстановке является СССР. Он сообщает о своем решении по телефону командованию корпуса в Тарнополе. Обмен словами на повышенных тонах с каким-то важным господином на другом конце провода. Чехословацкой группе запрещается продвижение на восток, где осуществляются операционные передвижения польских частей. Она может двигаться только через реку Серет к румынской границе. Но подполковник Свобода уже решил.

Он отдал приказ строиться. В 18 часов, когда уже начинает темнеть, группа наконец покидает Глубочек Вельки.

Отакар Ярош идет в голове колонны. В руке его потертая сумка, в которой сложены все его пожитки. Губы Яроша плотно сжаты, глаза настороженно смотрят в темноту. Горизонт вдали слегка посветлел, с той стороны слышится шум каких-то моторов. Ярош оглядывается по сторонам. Рядом идут его друзья и товарищи — неспокойные, настороженные. Темнота сейчас не является их союзником, наоборот — она может их здорово подвести. Временами с неба сыплет мелкий осенний дождь.

Никто не знает, что произойдет в ближайшее время. Бойцам холодно, они поднимают воротники своих пиджаков. У кого есть хотя бы плащ, тот чувствует себя почти что счастливчиком. Одежда всех без исключения сейчас идущих в колонне потеряла свой вид и висит на них мешками. Даже тот самый костюм Яроша кирпично-коричневого цвета поручик Лишка не назвал бы уже элегантным. Материал обтрепался, карманы отвисли, брюки потеряли стрелки и вытянулись в коленях. В еще худшем состоянии его ботинки. Они стоптались и пропускают воду. У остальных солдат и командиров группы положение с одеждой и обувью не лучше, а может быть, даже хуже.