Карел Рихтер - Его звали Отакар

Большая цилиндрической формы печка приятно пышет теплом… Из полумрака, с той стороны, где спит вторая рота, долетели негромкие звуки гитары. Это тренируется известная певческая группа, состоящая из девяти человек. Коренастый блондин с лысеющей головой перебирает струны старой ободранной гитары, купленной где-то на деньги, пожертвованные любителями музыки. Это сержант Пепик Кршка, юрист из Брно. Но сейчас он выступает главным образом в роли дирижера, хормейстера, композитора и одновременно импресарио этого хора из девяти человек, который с большим успехом дает концерты в бараках.

Поручик Кацирж, приятный молодой человек с длинными гладко причесанными волосами цвета спелой ржи, раздает листки с написанными от руки нотами. Он учитель по образованию, в свое время писал стихи и вот теперь сочиняет к песням слова. Стихи получаются веселые, грустные, разные.

Эту песню пели в Ольховке. Теперь разучивают новую. Ноты освещают свечкой. В ансамбль вошли молодой худенький поручик Коваржик из Пльзеня, Мужик, танцор из Млада-Болеслава, невысокого роста сержант Криштов, подпоручик Гофман, бывший студент Хаусхофер, братья Едличковы.

Исполнители знают много народных песен, чешских, моравских, словацких, есть у них в репертуаре две-три русские народные песни. Поют они неплохо, иногда в три голоса, и тогда звонкие теноры приятно переплетаются с баритоном… Частенько вместе с самодеятельными артистами начинают петь и зрители, что говорит об их величайшей признательности.

И тем не менее свободного времени оставалось слишком много, и оно буквально тиранило солдат как болезнь. На то, чтобы почистить картошку, наколоть дров, наносить воды в бочку, много времени не требовалось. Да и то этим занимались по очереди. Другие работы выполняли по необходимости — что-нибудь отремонтировать, посыпать дорожки, ведущие к баракам, битым кирпичом, зарыть старую выгребную яму и выкопать новую, вот и все…

Утешение искали в картах: дурак, мариаш, фербл, очко, покер, черный Петр… А так как играли и на деньги, то нередко возникали типичные для картежников ситуации: сидит какой-нибудь паренек и раздумывает, продать ему последние сапоги или нет. Наконец соблазн берет верх, и парень, продав сапоги, проигрывает, конечно, и эти деньги…

Резчики-самоучки целыми неделями занимаются резьбой по дереву. Украшают трости затейливыми орнаментами, в большом количестве заготовляют немыслимые мочалки и скребницы для бани, шахматные фигуры и другие безделушки. Самые напористые зубрят французские слова, пишут дневники: «Вторник. Весь день шел дождь. На обед был суп. Вечером обменял старый свитер на две банки тушенки…»

Читать нечего, кроме нескольких совершенно потрепанных детективов. Один или два раза в неделю солдатам читают лекции. О гуситах или о битве у Зборова…

Штабс-капитана Коутны все ждут с нетерпением. Когда-то он был редактором одной военной газетенки в Моравии. Над ним еще подтрунивали, что он включился в Сопротивление лишь после того, как исписался как редактор. Это был человек лет пятидесяти, худой, с посеребренными сединой волосами. Каждый день около девяти часов утра он обходил бараки и гнусавым голосом рассказывал о последних событиях, ему было разрешено слушать радиоприемник в канцелярии лагеря. Заключал свои информации он, как правило, смачными лагерными шутками.

— Командование лагеря, — серьезно заявлял он, — к примеру, объявляет конкурс на разработку проекта нового туалета. Первая премия — пачка махорки! Следующее сообщение: пани капитанша Бауэрова уже несколько дней оплакивает свою пропавшую сучку. По словам случайных прохожих, из расположения наших шоферов доносился жалобный собачий визг, а потом по всей округе витал дурманящий запах жареного мяса. Но какая-либо связь между этими событиями решительно отвергается!

Собравшиеся веселятся как в кафешантане. 1 декабря 1939 года штабс-капитан Коутны вошел с необыкновенно серьезным видом.

— Неужели Гитлера кондрашка хватила!

— Или кто-нибудь утонул в выгребной яме!

Капитан слышит эти подковырки, но горизонтальная линия его сжатых губ остается без движения.

Забравшись в наступившей тишине на верхние нары, он громко и четко сказал:

— По сообщениям Советского информационного агентства войска Ленинградского военного округа получили приказ энергичным ударом пресечь непрекращающиеся провокации финских частей, сосредоточенных на Карельском перешейке… Началась советско-финская война…

Казалось, что все уже было решено. Эвакуироваться из Советского Союза намечалось через Турцию, но тут неожиданно разгорелся советско-финский конфликт и все надежды снова рухнули. На Западе началась невообразимая антисоветская шумиха. Те, кто совсем недавно равнодушно отдали гитлеровцам своего союзника Польшу, теперь стали рьяными защитниками мира и демократии. В Финляндию срочно направлялось оружие, империалистические круги и реакционная военная верхушка приступили к формированию экспедиционного корпуса для действий в Финляндии против Красной Армии.

Время для каких-либо переговоров об эвакуации чехословаков во Францию было явно неподходящим.

К счастью, в марте 1940 года финны образумились, и запросили мира. Между тем чехословаки отпраздновали без всякого веселья рождество в Ярмолинцах, но вскоре после этого они получили одежду и сапоги. Засветило солнышко, которое обещало весну. Однажды февральским днем группа чехословацких военнослужащих села в подготовленный поезд и отправилась на новое место. Никто из солдат не знал, где оно будет.

Станция Шепетовка. Поезд остановился. Он стоял, там час, другой. Что случилось? Почему он не едет дальше? Говорят, ожидаем какой-то эшелон с чехами, которые должны к нам присоединиться. Ага, это, наверное, те, что остались на Волыни.

Ожидание продолжается. Четыре часа, пять… Всю ночь и еще полдня. Наконец на соседнем пути с грохотом затормозил еще один поезд. В нем было около двухсот беженцев из Чехословакии и чешских колонистов с Волыни. Опять расспросы, встречи друзей, знакомых, которых разметал в разные стороны вихрь немецко-польской войны. Эти ребята из так называемой квасиловской группы разными путями добрались до чешских поселков на Волыни. Теперь они соединятся с основной группой и все вместе поедут во Францию.

Неожиданно Ярош заметил кучерявую голову Антонина Лишки:

— Тонда!

— Отакар!

Последовало долгое дружеское рукопожатие.