Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Когда стало очевидным, что, вопреки атмосфере, царившей перед открытием Конференции, этот форум не завершится блестящим успехом, участники договорились оставить вопрос о военно-морском разоружении на усмотрение конференции стран-участниц Вашингтонского договора об ограничении военно-морских вооружений, которая должна была состояться на следующий год. Делегаты Женевской конференции испытывали все более сильное стремление попытаться сформулировать хоть какое-то соглашение о разоружении для армии и ВВС, а также о "моральном" разоружении, но ввиду множества сопряженных с этими вопросами трудностей было принято решение объявить перерыв в работе конференции, а затем собраться вновь. Внутри японской делегации также возникли острые разногласия между представителями министерства иностранных дел и военного командования.

По мнению представителей МИД, Японии следовало добиваться соглашения о запрещении воздушных бомбардировок городов и использования крупных танков. Послы Мацудайра и Сато очень хотели продолжить консультации по этому вопросу с токийским руководством и поручили мне по возвращении в Японию после объявления о перерыве в работе Конференции запросить его мнение. Как только заседания были прерваны, я через Россию отправился на родину. Моим попутчиком оказался посол в Италии Ёсида Сигэру, который возвращался домой из Лозанны, где он представлял Японию на конференции по репарациям. В Москве я встретился с послом Хирота, и он рассказал мне о недавно урегулированном вопросе о переводном курсе рубля и об общей ситуации в СССР. Пока я знакомился с городом, осматривал сокровищницы Кремля и Красную площадь, поступило сообщение о временном закрытии Северо-Маньчжурской железной дороги из-за разлива реки Сунгари. Тогда я решил изменить свой маршрут и сел на поезд "Москва-Владивосток". Поскольку я ехал вместе с господином Ёсида и его семьей, которая возвращалась из Рима, длительная поездка через Сибирь оказалась совершенно не скучной. Прибыв во Владивосток, я остановился в гостинице "Версаль”. Она считалась лучшей в городе, но поразила меня грязью. Владивосток процветал, будучи оживленным центром международного судоходства. Но теперь обстановка в нем и его окрестностях характеризовалась высокой бдительностью. Особенно поразила меня тишина в гавани. Однако мне удалось сесть на корабль Северо-Японского пароходства, которое все еще осуществляло регулярное сообщение с Цуруга. Из Цуруга я, не задерживаясь, проследовал дальше и 9 сентября добрался до Токио.

По прибытии в столицу я тут же запросил о встрече с соответствующими официальными лицами министерства иностранных дел и доложил им об исходе Женевской конференции. Кроме того, я довел до их сведения мнение наших делегатов, стараясь при этом не упустить ни малейшей детали, чтобы наше правительство могло определить свою позицию по данному вопросу. Поскольку я сознавал необходимость убедить наших военных, у меня состоялись совещания с министрами армии и ВМФ, результатом которых явилась встреча этих двух министров и министра иностранных дел. Однако никто из участников не проявлял интереса к работе Женевской конференции, ибо внимание их было поглощено развитием "Маньчжурского инцидента”. Тем не менее, министры договорились разработать политику в вопросе о разоружении с учетом пожеланий посла Мацудайра и других участников Женевской конференции. Но прежде чем это совещание успело осуществить свои планы, граф Утида обратился ко мне с просьбой принять назначение на должность директора Европейско-Американского бюро, ибо моему предшественнику господину Мацусима предстояло сменить господина Ёсида на посту посла в Италии.

Выше я говорил, что граф Утида был министром иностранных дел и человеком, которого я глубоко уважал как старшего коллегу еще в пору моих активных занятий российскими проблемами. Поэтому мне было бы весьма неудобно отказаться от его предложения. К тому же я сознавал, что надежд на успешное завершение Женевской конференции нет, да и в Японии я довольно давно не работал. Новое назначение я принял, но, учитывая тот факт, что ранее мне доверили пост генерального секретаря японской делегации на крупной конференции и что я приехал для проведения консультаций с центральным аппаратом МИД, взять и остаться в Токио мне было бы чрезвычайно трудно. Поэтому я сказал, что до вступления в новую должность, мне необходимо еще раз съездить в Европу и доложить результаты консультаций послам Мацудайра и Обата. Министр иностранных дел согласился с моими доводами.

Я решил вернуться в Европу через США и 26 октября отплыл из Иокогама в Сиэтл. Хотя осень только начиналась, волны на севере Тихого океана оказались довольно бурными, и корабль очень сильно качало. В общем, плавание было крайне неприятным, но мне все же удалось благополучно добраться до Сиэтла и продолжить свой путь через Чикаго в Нью-Йорк. Я впервые путешествовал по северу Соединенных Штатов, и поездка мне понравилась, ибо пейзажи разительно отличались от увиденного на юге. Путешествие доставило мне огромное удовольствие. Я поражался обилию яблок: тогда как раз наступил сезон сбора урожая. В Нью-Йорке наш генеральный консул Хориноути оказал мне теплый прием. Оттуда я направился в Вашингтон, где не был три с половиной года. Во главе нашего посольства стоял поверенный в делах господин Сайто. Благодаря его гостеприимству, я прожил в посольстве два дня. Было начало ноября, и вся столица была охвачена предвыборной лихорадкой. О результатах президентских выборов и победе Рузвельта мы с Сайто узнали, находясь в кинотеатре. На обратном пути в посольство мы обсуждали возможную внешнюю политику новой администрации. Как считал господин Сайто, она будет поддерживать Россию и попытается предотвратить дальнейшее проникновение Японии в Маньчжурию.

Потом я вернулся в Нью-Йорк, оттуда морем добрался до Саутгемптона, проследовал далее в Лондон и через Голландию — в Берлин. Представив краткий доклад послу Обата, я поехал в Женеву, сообщил нашим делегатам о позиции Токио, а они с пониманием отнеслись к моему новому назначению в министерстве. Женевская конференция по всеобщему разоружению так и не достигла никаких существенных успехов. 11 ноября появилась Декларация пяти держав, а в марте 1933 года было представлено "предложение Мак-Дональда”. Без каких-либо ощутимых результатов заседания длились до ноября 1933 года. В октябре 1933 года, когда Германия официально прекратила свое участие в конференции, мир окончательно расстался с надеждой на пришествие новой, мирной эпохи. Я был поражен эгоистическими позициями стран-участниц конференции и крайне разочарован отсутствием нравственных основ, необходимых для успешного исхода столь гуманного и преследовавшего мирные цели предприятия.