Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Самой очевидной из причин провала Женевской конференции была упорная оппозиция немцев Версальскому договору. В связи с этим достойна упоминания позиция английской делегации в отношении Германии. Англичане предпочитали иметь дело с волевой нацистской Германией, чем со слабым режимом центристов. Этот прагматичный образ мышления британцев пробудил у меня глубокий интерес.

Прежде чем завершить женевский сюжет, следует коснуться еще одной проблемы, а именно проблемы "Маньчжурского инцидента". Весь мир с немалым вниманием следил за ее развитием, но в Женеве, где эта проблема должна была быть окончательно решена на Генеральной Ассамблее Лиги Наций, интерес к ней был настолько велик, что он заслонял, оставлял в тени работу Конференции по всеобщему разоружению. Прибытие японской делегации во главе с Мацуока еще более накалило обстановку. Американскую делегацию возглавил господин Стимсон, который, по-видимому, задался целью испытать возможности введения санкций против Японии. Естественно, что японская делегация, находившаяся в эпицентре тайфуна, с пристальным вниманием следила за ходом и результатами заседаний Генеральной Ассамблеи. Как отмечалось выше, я, будучи генеральным секретарем японской делегации на Конференции по всеобщему разоружению, делал все возможное, чтобы избежать смешивания разоруженческих и маньчжурских дел. Однако в силу обстоятельств мне приходилось следовать по пути, на который меня увлекали потребности заинтересованных лиц. Мне довелось три раза совещаться с Мацуока, и я особенно хорошо помню наш разговор примерно в конце ноября после моего возвращения в Женеву из краткого отпуска.

Когда он сказал, что японцы будут боготворить его, независимо от того, удастся ли Японии остаться в Лиге Наций, добившись признания ее требований, или ей придется раз и навсегда выйти из нее, я понял одно: Мацуока намерен всеми силами обеспечивать успешный исход "Маньчжурского инцидента", даже невзирая на риск выхода Японии из международной организации. Поэтому однажды я пришел к нему и сказал, что не следует чрезмерно форсировать продвижение своей страны слишком быстрыми темпами и что в США антипатии к Японии в связи с маньчжурской проблемой сильнее, чем в Европе, а после вступления Рузвельта на пост президента они еще больше усилятся. Однако Мацуока, считая себя большим знатоком американских дел, полагал, что. если США захотят применить к Японии силу, им должен быть противопоставлен мощный фронт. По мнению Мацуока, Японии следовало потребовать от США как минимум признания ее позиций в Маньчжурии. Однако, на мой взгляд, подобный жест с его стороны был обусловлен главным образом заботой о личной репутации в Японии. Если же говорить о международно-психологическом климате вокруг маньчжурской проблемы, то я был поражен жесткой позицией США, которая, в частности, ощущалась в стремлении господина Стимсона к установлению строгих экономических санкций против Японии. Это создавало основания для беспокойства: ведь при администрации Гувера подобные стремления так или иначе сдерживались. В отличие от Америки, Англия, в силу различных причин, проводила в отношении Японии более умеренную политику.

Вскоре я покинул Женеву и вернулся в Берлин. Уладив свой дела и взяв с собой семью, которая ждала меня там, я двинулся в обратный путь на родину. Проехал Швейцарию, провел Рождество в Риме и в Неаполе сел на пароход. Я плыл на восток тем же маршрутом, по которому три года назад плыл на запад. Освежив в приятном путешествии свои полученные ранее впечатления и знания, я 28 января 1933 года прибыл в Токио. За пять месяцев, прошедших с августа 1932 года, я несколько раз пересекал океан и совершил полтора кругосветных путешествия. Немного утомился от поездок, но плавание по Индийскому океану было настолько приятным, что мне удалось преодолеть усталость и вернуться домой вполне отдохнувшим.

Навестив своих родителей в нашем старом доме, куда я обычно ездил по возвращении в Японию, я в конце февраля 1933 года принял дела директора Европейско-Американского бюро. В то время во главе Кабинета стоял виконт Сайто. Старый граф Утида оставил пост президента Южно-Маньчжурской железной дороги и принял портфель министра иностранных дел, а Такахаси Корэкиё, невзирая на преклонный возраст, стал министром финансов. Самой главной проблемой для министерства иностранных дел, а, скорее, и для всей японской нации, была тогда проблема урегулирования "Маньчжурского инцидента”. Конкретно речь шла о том, следует ли Японии подчиниться резолюции Генеральной Ассамблеи Лиги Наций. Находясь в разъездах, я не знал всех деталей, но насколько понимал, по господствующему в Японии мнению, резолюцию следовало отвергнуть как неприемлемую. А за этой проблемой возникала следующая — о выходе из Лиги. Как мне стало известно, 20 февраля было принято окончательное решение, согласно которому в случае отказа Лиги принять наши требования наша делегация должна была покинуть заседание Ассамблеи. Я также знал, что выход из Лиги неизбежен и что нашей делегации направлены соответствующие инструкции.

Это факт, что Лига Наций старалась, и с немалым успехом, гарантировать поддержание мира, но у нее не было средств для реализации этих гарантий, поскольку предметом ее первоочередных забот было уважительное отношение к суверенитету каждой страны. Кроме того, эта международная организация настолько сильно склонялась к сохранению status quo, что ни разу не предприняла никаких действий на основе положения Статьи 19 своего Устава, где говорилось о мирных изменениях. Поэтому страны, не удовлетворенные status quo, в конце концов, прекращали сотрудничество с Лигой, и вслед за Японией, в октябре 1933 года о своем выходе из этой организации объявила Германия. Конечно, доведение Лиги до состояния полного бессилия было крайне прискорбным с точки зрения развития глобального механизма поддержания мира, и при создании таких механизмов в будущем необходимо должным образом учесть указанные недостатки Лиги Наций.

Едва приступив к обязанностям директора Европейско-Американского бюро, я обратился к директору Азиатского бюро Тани, который занимался "Маньчжурским инцидентом”, с просьбой направлять мне все документы до принятия окончательных решений по важным вопросам, связанным с этим инцидентом, ибо эта проблема имела большое значение для наших отношений со странами Европы и Америки. Директор Тани мою просьбу удовлетворил. Впоследствии наша договоренность в общем-то соблюдалась, хотя некоторые документы ко мне не поступали. Я также подробно рассказал министру иностранных дел Утида о том, насколько непопулярна среди мировых держав нынешняя внешняя политика Японии, и отметил, что, если нам не удастся так или иначе положить конец текущему положению дел, столкновение с Англией и Америкой станет рано или поздно неминуемым. Я заявил также, что, учитывая позиции России и США, следует всеми средствами избегать войны с СССР, за которую выступали некоторые круги Японии. Министр иностранных дел в общем согласился со моими взглядами, попросил изложить их в письменной форме и присовокупить к записке подробный фактический анализ. Я оперативно изложил на бумаге свои рекомендации и через заместителя министра Арита представил их министру. Несмотря на пространность этой записки, приведу ее здесь полностью, ибо, во-первых, она может быть подспорьем при изучении современной международной обстановки, а, во-вторых, ее представляли в качестве вещественного доказательства на судебном процессе МВТДВ.