Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Наблюдения делались писателем не со стороны, он служил на границе, а не просто заезжал на заставу. Он стремился увидеть необычное за обычным, понять ха­рактер самой профессии пограничника, постигнув вну­треннюю жизнь героя.

Поначалу короткие рассказы Канторовича ограничи­вались изложением отдельных эпизодов, схваток с нару­шителями границы. Но молодой прозаик понимал, что произведения не могут быть просто зарисовками, инфор­мацией о событиях. Писатель думал о рассказах со своим сюжетом, психологией, он отвергал упрощенные пред­ставления о труде пограничника, видел, что живучести таких представлений способствуют поверхностные произ­ведения на эту тему. Командиры, подобные начальнику заставы Лосю («Начальник Лось») или Николаю Семеновичу Воронову («Белая тройка»), не походили на пла­катных. Они проверяли посты в холодные и дождливые ночи, они шли через леса, болота, горы, угадывая путь нарушителей.

Канторович осваивал две новые профессии сразу. Худож никстановился еще и писателем, человек штатский — военным. Он вглядывался в облик, изучал поведение рядового пограничника, для которого работа была выполнение м устава , воинского долга. Уставные положения звучали просто. Они требовали дисциплины, знаний, взаимовыручки. Писателю пришлось понять непростой характер этой работы, исследовать психологические сложности, возникающие у человека на границе. Легко ли провести одному в лесной темноте несколько часов, когда каждый треск ветки напоминает об опасности? Про­сто ли научиться неслышной звериной походкой незамет­ но подойти к врагу и остановить его не окриком, а ше­потом? Как угадать, что первый нарушитель лишь приманка, что его надо пропустить, чтобы обезвредить идущего следом — главного?

Эти вопросы не возникали у бывалого пограничника. Он всему этому учился. Канторович увидел особенности труда, ранее ему незнакомого, он искренне восхищался не только умелостью людей, но выработкой у них особых психологических качеств. Из этого восхищения, предан­ности пограничникам и родились первые книги Канторо­вича о границе.

Автора интересовало, как герой действует, говорит, что у него в прошлом. Все было важно: и житейские привычки, и выбор друзей, и представление о счастье. Мотивов действий героя писатель не разъяснял — все должно было быть видно из последовательности поступ­ков. Уже в самом начале писательского пути у Канторо­вича появилась склонность к циклизации рассказов, ког­да один герой действует в разных рассказах, проявляя себя в различных обстоятельствах. В этих случаях одно произведение дополнялось другим, хотя существовало и самостоятельно. Начальник Лось (рассказы «Начальник Лось» и «Шпион») мечтает учиться в военной школе. Правда, он не рассказывает о своей мечте никому, но это можно понять из его поведения — из того, как, полу­чив приказ сдать дела своему помощнику, он тщательно готовится к отъезду, нетерпеливо срывает листки кален­даря, отсчитывая оставшиеся дни.

Внезапно в действиях начальника заставы происходит перелом. Он просит отменить приказ, он остается, чтобы продолжить борьбу с лазутчиком Миркиным, которому почти безнаказанно пока удавалось нарушать границу. Лишь достигнув цели, Лось снова подает просьбу отпра­вить его на учебу.

В каждом рассказе — один главный эпизод, но в пер­вом случае («Начальник Лось») он как бы изолирован от других действий на границе, во втором речь идет о длительной, упорной борьбе с уже известным противни­ком. Здесь есть место схватке психологической, ибо на­мечен портрет врага.

Мужество начальника заставы (Лось — не фамилия, прозвище) покоряло воображение молодых читателей. Один из них, впоследствии ставший литератором, вспом­нил в конце 70-х годов, как написал письмо... начальнику Лосю и как, встретившись с автором, просил его пере­дать это письмо командиру пограничников. [9] Воеводин Е. Отдать себя целиком. — Пограничник, 1978, № 4.

Наивному мальчику вряд ли приходило в голову, что писатель не совсем с натуры списывал героев, хотя иног­да он называл реальных прототипов. Очевидно, своих Лося, Воронова, Головина и других командиров он «спи­сал» с многих людей. В тот год, когда создавались рас­сказы Канторовича, писатель С. Диковский говорил: «Чтоб рассказать о работе таежной заставы, пришлось объехать не меньше десяти пунктов, а биографию началь­ника выбрать из тридцати четырех записанных биографий командиров». Речь шла о его книжке «Застава М.» (1932), в которую вошел рассказ «Товарищ начальник». Девять лет кочует по границе Гордов: «...Девять лет Гордов пишет историю своего роста, лоскутную биогра­фию одного из тысяч рабочих, оторванных от заводов во имя безопасности страны». Разные герои у Диковского и Канторовича. Но есть общее — и в биографиях, и в под­ходе писателей к самому материалу. «Начальник уже семь лет па Севере. Шахтер из Донбасса, он молодым призывником был прислан на границу и после двух лет службы остался на сверхсрочную. Он возмужал и окреп в лесу». Это о Лосе. У Лося и Гордова общее дело. У обо­их писателей далекое от «парадного» изображение по­граничной службы. «Овраг, ветер, мороз. Лежат двое бой­цов в снегу. Шлемы подобраны, хотя мороз за двадцать градусов. Пусть уши мерзнут, но слышат тайгу. Пусть пальцы прилипают к скобе, но чувствуют спуск», — пишет С. Диковский. За тысячи километров от тайги, в карель­ских лесах застава Лося. «От неудобного положения за­текли ноги, тужурка намокла под дождем, холодная вода текла за воротник, руки закоченели. Очень хотелось ку­рить. Лосю казалось, что ночь давно уже должна была кончиться, но все так же выл ветер и скрипели деревья». И то и другое — пограничные будни.

Первым рассказам Канторовича явно не хватало пси­хологизма. Психологически скупо раскрыто решение Ло­ся остаться на заставе несмотря на приказ об откоманди­ровании на учебу. Вскользь сказано о стыде и обиде ге­роя, пропустившего дерзкого нарушителя Миркина. Сама история, изложенная в рассказе «Шпион», была лишена подробностей переживания человека, смены его настрое­ний. Перед нами скорее логика мысли, чем ее развитие. В этом плане Канторович-рассказчик поначалу уступал тому же С. Диковскому, который находил разнообразные возможности для демонстрации самого строя чувств сво­его героя-пограничника. В записях, ведущихся Гордовым, раскрывается слитность командира с делом, его некото­рая наивность и вместе с тем умение из любого события, факта делать выводы, касающиеся службы. «Опера «Кармен», сочинение Бизе. Смотрел 10 января. Как один испанский пограничник — Хозе — из-за женщины пошел с к/б (контрабандистами. — Р. М.)... Опера «Кармен» может быть с разъяснением использована как факт вли­яния отрицательных настроений. Например, Михеев по дороге через колхоз посадил на седло и вез около двух километров неизвестную колхозную девчину, что есть лишняя нагрузка коню и нарушение дисциплины...»