Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Конечно, мы предполагаем, что Лось не просто прихо­дит к своим решениям, что он переживает, негодует, но напряженности действия не хватает эквивалента психо­логического. Первые произведения Канторовича о гра­нице — прежде всего подступы к овладению темой гра­ницы, открытие нового материала.

На этом пути были удачи. Мысли героев, их выносли­вость, их наблюдательность, их физическое напряжение в схватках с врагом писатель передавал убедительно. Так, подробно в рассказе «Лыжный след» показаны наблюде­ния пограничника в дозоре. По царапинам от палок он определяет направление лыжных следов, по свежести следа — время, когда прошел враг. Временами такой ав­торский анализ течения мыслей героя достигает драма­тизма. В ряде ситуаций рассказа Канторович раскрывает эмоциональное состояние героя. Такова сцена перестрел­ки с выслеженным врагом. «Теперь украинцу приходилось поворачиваться из стороны в сторону, а в него стреляли с флангов. От усталости руки дрожали. Он видел, как прыгает мушка, старался целиться как можно тщатель­нее, но ничего не мог поделать с руками и мазал. Он кусал губы... Горец бежал все скорее и скорее, боясь упасть, боясь остановиться. И все-таки он не удержался. Споткнулся и повалился в снег. Несколько секунд он ле­жал неподвижно. Потом поднял голову, приложил винтовку к плечу, раздвинул ноги. Затаив дыхание, стиснув зубы, повел стволом справа налево. Когда мушка, отчет­ливо черневшая, совпала с маленькой человеческой фи­гуркой, он дожал спуск». Эмоциональное состояние пере­дано, но сами люди слишком расплывчаты, неопределен­ны. «Горец» и «украинец» — вот все, что известно о двух из пятерых пограничников, преследующих врага. Других отличительных черт людей не видно. Понятно, что горец хорошо стреляет, что пограничники — дружная семья. Но кроме общей картины, кроме этого напряжения поедин­ка в рассказе ничего нет. Других задач автор здесь и не ставил перед собой.

Поединок Лося с Миркиным («Шпион») значитель­ней уже потому, что мы ощущаем за этой схваткой реаль­ных людей. В «Лыжном следе» передано состояние по­граничников, преодолевающих трудности. Но здесь пока­зан не столько внутренний мир героя, сколько сложность самого дела, служба. Писатель проявляет наблюдатель­ность, умение видеть детали. «От холодного воздуха больно зубам. Мороз обжигал легкие. На бегу станови­лось жарко. Под полушубками взмокли гимнастерки, и из-под шлема стекали тонкие струйки пота... Ноги ра­ботали все скорее и скорее. Резче становился шаг, длин­нее рывок. Ветер свистел в ушах. Уже не было связных мыслей. Горец шел впереди. Волнение било его, как ли­хорадка... Украинец шел за ним. Он громко дышал, со­пел и сплевывал на ходу, но тянул, не отставая ни на шаг. Он был совсем мокрый. Шли молча...» Враги убе­гали. Они тоже шли на пределе сил. Они тоже громко дышали и т. д. В этом точном описании нет индивидуаль­ного, единственное, что отмечается, — несколько большая выносливость горца. У героев, фактически незнакомых читателю, нет возможности для рассуждений. Они дей­ствуют все-таки механически, хотя все их действия подчи­нены одной цели: задержать врага. Конечно, автор хочет показать самоотверженность наших людей, верность долгу. Но прежде всего это описание поведения. Разумеется, из него можно сделать определенные выводы. «Пробежав километров двадцать пять, пограничники сняли полушуб­ки и спрятали их в кустах. После пятиминутного отдыха бежать стало труднее. Первые три казалось — нет боль­ше сил. Без полушубков сделалось холодно. Намокшие гимнастерки замерзали на тридцатиградусном морозе, становились колом и звонко шуршали при каждом движе­нии. Но через полчаса ноги стали работать механически. Незаметно прошла усталость. Тогда поднажали еще... Горец остановился. Молча расстегнул ремень, сбросил винтовку и стал снимать гимнастерку. Гимнастерка ста­скивалась трудно. Запутавшись головой и руками, он топтался на месте. Украинец сначала удивленно посмо­трел на товарища. Потом спокойно прислонил винтовку к дереву и тоже разделся до пояса. Разгоряченное тело сразу ожгло холодом. Лыжникам стало легче... Теперь пограничники бежали очень медленно. Нажимать боль­ше не было сил. Они уже потеряли представление о том, какое расстояние прошли от границы. Бежали совершен­но машинально. В висках стучало. Ноги стали подги­баться. А след был все такой же ясный». Впечатляющая картина. Автор убежден сам и убеждает читателя, что на границе служат люди, которые до конца выполнят долг, сделают, казалось, невозможное. Но в этой карти­не не хватает важного. Пройдут годы, и к знанию по­граничной службы, умению передать ее сложности при­бавится такое же знание людей, появятся характеры, индивидуальные черты. Герои будут не только разной национальности — русские, киргизы, украинцы, якуты, евреи — они будут действительно разными. Кутан Торгоев, Александр Коршунов, Борис Левинсон. У каждого своя биография, свое прошлое. И не только в повести придут эти индивидуальные черты, в рассказы тоже. Но этот художественный опыт придет не сразу, потребует времени.

Впрочем, и в первых книгах наряду с рассказами-зарисовками были и другие, где намечались интересные характеры. Таков старый моряк Головин («Рапорт ко­мандира Головина»), который, несмотря на годы, про­клятый ревматизм, продолжает уже четвертый десяток морскую службу на катерах пограничной охраны. Автор рассказывает биографию героя, дает внешний портрет. «Головин сбрил волосы. Кожа на черепе загорела, стала коричневой. Зимой и летом голова блестела чисто выбри­тым шаром. Усы были такими желтыми, что им не угро­жала седина». В рассказе передано нелегкое внутреннее состояние человека, его мнительность, ревность к моло­дым. Когда на дачном пляже он встретил своего быв­шего матроса Колю Яковлева и увидел на его рукаве такие же командирские нашивки, какие носил сам, «ему стало чуть-чуть обидно, но Коля сделал вид, будто ни­чего не замечает, и так почтительно называл Головина «товарищем командиром», что Андрей Андреевич заулы­бался и засиял». Вечная проблема смены поколений ре­шается в рассказе тонко. Будто невзначай говорит ста­рый командир о том, что его не забывают бывшие ма­тросы. И так же ненавязчиво приводит эти высказывания автор. («Хороший табачок голландский присылает мне Коваленко. Он у меня был мотористом еще в тридцатом году»). Вернувшись из госпиталя на катер, он услышал: «Наш старик притопал» — и снова нахмурился: «опять было приятно представлять себя несчастным и обижен­ным». И лишь когда начальник отряда поздравил его с прекрасными результатами работы и вручил наградные часы, Андрей Андреевич, «сияющий и смущенный, не мог прочитать, что там написано. Наверное, от волнения буквы расплывались».