Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Из обоих произведений — напечатанного и неопубли­кованного — видно, насколько глубокий пласт культуры киргизского народа составляет его национальный эпос. Стихи из «Манаса» повторяют Амамбет и Кутан, о них говорят киргизские комсомольцы на своем собрании. Пи­сатель подчеркивал важность сохранения в современной жизни лучшего, что было в народе.

Вторая глава — «Мой спутник» — представляет собой нечто вроде конспекта военной биографии Кутана Торгоева. Содержание этих воспоминаний прямо соотносится с боевыми сценами из повести. Эта глава позволяет до­пустить, что рассказ писался раньше повести.

Подлинным гимном коню, которому, по мнению Ку­тана, нужно поставить памятник, «как Павлов собаке», стала третья глава рассказа, в котором герой обучает спутника искусству верховой езды. В этой главе («Коню от благодарного человека»), как и в повести, возникают поэтические картины киргизских скачек, начиная с пер­вой победы героя в состязании с байским сыном.

Те же, что и в повести, мотивы, эпизоды появляются и в других главах. Так, рисуя кочевой быт рядом с новой техникой, с небывалыми раньше понятиями, вводит ав­тор в свой рассказ тему Москвы (глава названа — «О го­степриимстве»). По существующему обычаю, путник дол­жен у каждой юрты выпить хотя бы пиалу кумыса. Так завязываются разговоры. Кутан расспрашивает гостя о Москве, и один из участников беседы удивляется: «Как так в Москве нет гор?» Здесь почти целиком повторена сцена из «Кутана Торгоева». «Яша, — шепотом позвал он, — ты бывал в Москве? — Закс повернулся к нему.— Нет, Кутан, не бывал. А что? — Не бывал, — грустно по­вторил Кутан, — но ты все-таки знаешь, какая Москва? Да? — Конечно, знаю, — ответил Закс. — Я и читал много про Москву, и в кино видел, и фотографии... — Тебе хо­рошо,— перебил Кутан, — ты читать можешь. А мне как? Как узнать про Москву? — Что же тебе знать нужно, чу­дак? — улыбнулся Закс. — Что знать нужно? — горячо за­говорил Кутан. — Все знать нужно! Понимаешь? Расска­жи мне. Горы есть в Москве? Высокие горы? Снег лежит в горах? — Нет гор в Москве. Вовсе нет. И снег на горах не лежит...»

Из дней сегодняшних, когда грамотность стала всеоб­щей, радио и телевидение доходят до самых далеких угол­ков страны, все это кажется удаленным не на десятиле­тия— на века. В этом смысле книги наших писателей — Н. Тихонова, П. Павленко, П. Лукницкого, Л. Канторови­ча — о жизни советской Средней Азии в 20—30-е годы воспринимаются как документы недавней истории. Кутан удивлялся, что в Москве нет гор. Писатель Тихонов, увидев скульптуру «Туркменка с книгой» перед зданием Туркменкульта, утверждал в 30-м году, что туркменка занимается «невиданным делом».

Судя по приметам времени, рассказ «Дорога на Тянь-Шань» все-таки передает события 30-х годов, в то время как повесть посвящена предшествующему десятилетию. В рассказе бывшие пастухи и кочевники правят тракто­рами, колхозные бригады пасут огромные стада. Доста­ток пришел в далекие аулы. И снова возникает тема Мо­сквы. Старый киргиз просит: «Скажи в Москве: ״не хва­тает машин“».

Пятая глава рассказа — «Битва в горах» — это воен­ные воспоминания Торгоева, прямая перекличка с пове­стью. Здесь не только подробности боевой жизни, баталь­ные сцены, но и фольклорные национальные мотивы. Рас­сказывая о том, как бежали басмачи от красноармейских сабель, боясь остаться в загробной жизни «без головы», Кутан воспроизводит мотив старой легенды о жалкой судьбе обезглавленного: у него нет права попасть в рай.

В повести главы (их тоже восемь!) и многочисленные подглавки не имели названий, но один из небольших раз­делов можно было бы назвать так же, как шестую главу рассказа: «Тропа Кутана Торгоева». И здесь и там стро­ительство дороги и моста в трудных условиях гор. Зато главы «Охота» в повести нет. Правда, Андрей Андрее­вич в письмах зовет друга приехать поохотиться, и однажды он даже собрался вместе с Амамбетом пойти в горы, но вместо охоты получился у них очередной разго­вор о делах. Очевидно, седьмая глава рассказа («Охо­та») — неосуществленные страницы повести, в ней все красочно, романтично: и диковинные птицы, и горные звери, каких нигде больше не встретишь. Заканчивался рассказ пылким монологом обычно сдержанного и молчаливого Кутана («До свиданья, горы!»). В нем признание любви к родной Киргизии, в нем и авторское отношение к этому краю: «Видишь, какой наш Тянь-Шань, какая на­ша страна!»

Рассказ знакомит с экономикой Киргизии, благотвор­ными социальными переменами в жизни народа, с пре­одолением специфических трудностей в развитии горной страны. Самое привлекательное в этом произведении — духовный облик героя, его упорство в покорении природы, жажда знаний, рост самосознания. Писатель увидел, как национальная самобытность сочетается с органически развившимся чувством советского патриотизма. Именно из потребности изобразить пограничника в разносторон­них жизненных связях возникла у автора необходимость вновь провести героя по его родным горам, показать его в нелегком труде, в повседневных делах и при этом на­помнить о воинской биографии. Если в повести «Кутан Торгоев» герой сначала мучительно искал свой путь к правде, а затем овладевал профессией пограничника, то в «Дороге на Тянь-Шань» он прежде всего предстает как хранитель культурных ценностей и традиций своего на­рода. Рассказ этот по-новому освещает круг идейно-­художественных интересов Канторовича.

С первой же поездки в Среднюю Азию писателя при­влекли два характера, два образа, один из которых был немыслим без другого. С одной стороны, это пограничник, уроженец здешних мест, киргиз, прошедший сложный путь духовных исканий, с другой — боевой командир старшего поколения, участник гражданской воины, за­щитник многих рубежей страны. Он может быть безымянным начальником, как в рассказе «Пост номер де­вять», и его могут звать Андреем Андреевичем, как зовут в повести «Кутан Торгоев». Так же зовут его и в «Расска­зе пограничного полковника», написанном одновременно с повестью. В рассказе Андрей Андреевич повествует об одном боевом эпизоде, связанном с гибелью старого про­водника Джамшида, но, пожалуй, главное здесь — био­графия командира, одного из любимых героев писателя. Уже по ранним произведениям Канторовича было видно, что герой-командир еще не раз привлечет его внимание.

Лев Владимирович думал даже над циклом рассказов по­граничного полковника, но он не состоялся, видимо, и потому, что после «Кутана Торгоева» появилась уже по­весть о боевом полковнике...