Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

По колени в студеной воде, под колючим снегом, не смы­кая глаз, таскал он тяжелый груз с кормовой части судна на носовую... Зарисовки для газет, работа над картиной, рассказ для ребят, очерки для молодежи в журналах и газетах — многообразен талант комсомольца — художни­ка, журналиста, писателя. «Пост № 9» — правдивый рас­сказ о героизме советских пограничников... Этой новой своей книгой встречает орденоносец Канторович X съезд Ленинского комсомола».

Как и другие 48 ленинградцев, награжденных орде­нами, Лев Канторович принадлежал ко второму поколе­нию комсомола, тому, что не «поспело» к революции и гражданской войне, но было активным в страду первых пятилеток, а затем вместе с последующим комсомоль­ским призывом (третье поколение) вступило в июнь 1941 года.

У Льва Владимировича были основания гордиться своим «участием» в книге «Лучшие люди ленинградского комсомола».

В. Луговской

В середине 70-х годов в квартире А. В. Егорьевой, жены писателя, раздался звонок. Перед хозяйкой стоял на пороге молодой человек, чья смуглость и черты лица говорили: гость — уроженец Вос­тока.

— Торгоев,— так назвал себя молодой человек.

Торгоев, внук Кутана Торгоева, героя повести Льва Канторовича. Анастасия Всеволодовна снова по­чувствовала, как память о Льве Владимировиче жи­вет. ..

Повесть «Кутан Торгоев» вышла в свет в 1937 году. В ней продолжалась тема пограничных рассказов, осо­бенно последнего в цикле — «Пост номер девять», имев­шего подзаголовок — «эпизод из времен борьбы с басма­чеством». После отдельных эпизодов, сцен теперь писатель давал широкую картину в произведении со сложным сюжетом, многими героями.

И раньше в рассказах Канторовича давалась преды­стория героя. Но это скорее всего краткая информация, отдельные штрихи. В повести появилась возможность дать развернутые социальные биографии, отразившие сложный исторический процесс. Укрупнился» масштаб авторской мысли, герои давались в связи со своим временем. Б по­вести писатель решил художественными средствами важ­ные вопросы времени, он, например, объяснял читателю, каким образом удавалось басмачам почти целое десяти­летие нарушать мирную жизнь республик Средней Азии. Для этого пришлось обратиться и к событиям 1916 года, когда царизм подавил революционное восстание в Кир­гизии, и к концу прошлого века, когда возникла байская шайка Омановых.

Из сцен и картин прошлого, их драматической смены мы понимаем сложность пути героя, его сомнения и ко­лебания. Путь Кутана не упрощен, не выпрямлен. Исто­ризм — существеннейшая черта писательского почерка автора «Кутана Торгоева».

Казалось бы, бедный киргизский паренек не мог ока­заться в басмаческих бандах и почти шесть лет воевать против власти, покончившей с угнетателями. Ведь Кутан еще ребенком узнал и унижение, и нищету. Он видел, как дымятся аулы и стоят виселицы вдоль дорог, он вме­сте с другими, казалось, навсегда прощался с родной зем­лей, он узнал жестокость баев, их презрение к своему народу. Получалось, что вокруг Кутана враги — и русский хуторянин, на которого он работал, и Омановы, оскор­бившие его.

«Ему было восемнадцать лет. Был 1919 год. В России была революция, но Кутан ничего не знал об этом».

Кутан вообще мало что знал. Как почти все киргизы, он был неграмотен, [10] На всю Киргизию была одна мужская гимназия и две прогим­назии, в которых среди учащихся не было ни одного киргиза. Гра­мотность киргизского населения накануне Октябрьской революции составляла менее 1% (БСЭ, т. 12, с. 168). он не видел железной дороги, зако­ном для него было слово Джантая. В нищете начиналась его жизнь. Весь мир замыкался этими горами.

Повесть о Торгоеве — прежде всего история души. Впервые входят в его сознание понятия, о которых он не имел представления. Конечно, он «мечтал о коне и вин­товке, он мечтал о битве и славе, он мечтал стать джи­гитом». Но впервые на базарной площади города услы­шал Кутан слова о равенстве всех народов России, во главе которых стоят но богатеи, а простые люди. Речь на площади произносит русский человек в черной кожа­ной куртке и матросской бескозырке, а переводит ее ба­трак Амамбст, который немало видел на свете. Амамбет не столько переводил слова большевика-командира, сколько говорил «похожее на речь русского, но свое». Жадно впитывал юный Кутан эти странные, неожидан­ные слова: «Белого царя нет больше, киргизы... генера­лов больше нет... все народы сами будут править своей жизнью, и бедняки, а не богатые — голова народов те­перь». Русский звал бедняков встать под красное знамя, биться с врагами народа. И первым киргизом, получив­шим винтовку и коня и вступившим в отряд, стал Кутан.

Казалось, предопределена его судьба, впереди путь красноармейца-пограничника. Но обманом и угрозами удалось байскому сыну вовлечь Торгоева в банду. Видно, помнил он не только речь большевика, помнил и другие слова — о зеленом знамени пророка, о враждебности рус­ских к киргизам. Играя на национальных и религиозных чувствах, богатеи сбивали с толку таких, как Кутан. «...Теплая ночь раскинула звездное небо над молчали­вой землей. Земля одурманивала запахами трав и цве­тов. В мертвой тишине бесшумно проносились летучие мыши. Изредка заяц выскакивал на тропинку или про­бегал фазан. Лошадь шла шагом. Кутан сгорбился в сед­ле. Мысли смутные и неясные рождались в его голове, и он не мог в них разобраться. Многое старое, привычное казалось неверным. Нового он не знал. Где правда? У Джантая, у басмачей? Или у пограничников, у русских?»

К сожалению, годы, проведенные Кутаном с басма­чами, остались за рамками повести. Читатель получает лишь самую краткую информацию. («Шесть лет минуло с тех пор, как Кутан послушался Алы и вернулся к бас­мачам. Шесть лет каждое слово Джантая было законом для Кутана. Шесть лет Джантай был хозяином его судь­бы».) Но зато борьба за Кутана, за то, чтобы он навсегда порвал с Джантаем, дана достоверно, подробно. В пове­сти несколько пограничников оказывают непосредствен­ное влияние на весь процесс нравственно-психологиче­ского воспитания героя. Тут и начальник заставы Андрей Андреевич, и уполномоченный Винтов, и пограничники Николаенко и Закс. Важно не только то, что говорит Винтов Кутану о богатых и бедных, о советской власти, но и как он разговаривает с ним. Разговаривает как с равным, на родном Кутану языке. Не силой, не угроза­ми — доверием возвращают к себе пограничники Торгоева.