Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Вроде бы еще одна боевая страница жизни далекой среднеазиатской заставы. Кажется поначалу, что чита­ешь новые главы «Кутана Торгоева». Знакомая как будто картина будней пограничников. Командир в развеваю­щейся бурке на вороном коне перед фронтом красноар­мейцев. Но постепенно повествование превращается в психологическое исследование центрального образа. В каждой из глав свой драматический конфликт, прояв­ление разных характеров и взглядов.

С «Кутаном Торгоевым» новую повесть связывало многое — от мелочей до вариации эпизодов. Бывший бас­мач Кутан становится проводником, и аналогичное про­исходит с Алы. Есть также сцена действий погранични­ков, попавших, казалось, в крайнюю ситуацию. Но если начальник комендатуры Андрей Андреевич — персонаж второго плана, то Коршунов становится главным героем. Во второй повести меньше описания переживаний, боль­ше самого действия. И события приближены ко времени создания произведения.

Анализ военной мысли, став центром художественно­го изображения, потребовал поисков новых для Канто­ровича стилистических средств. Речь идет в первую оче­редь о многоголосии, о способности автора раскрыть одну и ту же сцену с позиций разных действующих лиц, отли­чающихся друг от друга разным уровнем мышления. Наи­более яркий пример такого изображения одного и того же события — сцена первой главы, в которой рассказано о гибели Степана Лобова, помощника начальника погран­заставы. Коршунов и Лобов думают об одном по-разному, весь мыслительный процесс у них не похож. Коршунов посылает Лобова в перестрелку. Его тактический план — сократить расстояние для решительного удара. Задача Лобова отвлекающая, он должен держаться в отдалении, не лезть вперед. Но, ведя свой отряд, Лобов забыл об общей задаче. Он почувствовал возможность отличиться, заставить забыть нерешительность, проявленную при переправе через пропасть. И рухнула тактическая логика командира: Лобов не выдержал, нарушил приказ, обрек на гибель себя и товарищей.

Лобов гонит от себя мысль об атаке, на которую не имеет права, и одновременно рвется к ней. Лихорадочный поток чувств, внутренняя борьба, стремление убедить себя самого, честолюбие (ведь это будет его победа) — все это психологически детализировано. Мы как бы при­сутствуем при срыве Лобова в атаку. «Шашки к бою! Какой голос! Какой голос у Степана Лобова! Степан Ло­ бов пошел в атаку. Перестали стрелять, сбегаются в кучу, садятся на лошадей. Бежать? Им некуда бежать! Сзади река . Скорее, скорее! Кони устали, кони еле идут, кони скачут из последних сил, копи выдержат еще немного...»

У Лобова искренний порыв, самолюбование, храб­ рость, и тут же отчаяние от мгновенно осознанной ошиб­ки. Коршунов с вершины холма не только видит то, что не видно Лобову, он как бы чувствует его состояние. Вот почему Коршунову показалось, «будто во всей фигуре Лобова было что-то похожее не на полет, а па падение». «Коршунов видел, как слева от ущелья выезжает на до­лину вторая, еще большая часть банды. Коршунов видел, как эти басмачи выскочили из ущелья, как передние из них уже поднялись на невысокие холмы... Из ущелья поднимались все новые и новые всадники. Отделению Лобова угрожала гибель».

Если бы в повести говорилось лишь о рисунке боя, расположении противника, и тогда эти эпизоды представ­ляли бы некоторый интерес. По автору важно движение мысли. Мы видим, как и почему погиб Лобов и едва не погубил отряд. «Это ж ясно! Чего же ждать! Если Лобов захватит банду, то не все ли равно, какое было приказа­ние и как Лобов его выполнял? А если Лобов не захватит банды? Нет, конечно, все верно...» Все оказывается не­верным, но это не простая ошибка, она вытекает из ха­рактера Лобова,

Конечно, в этом психологическом исследовании есть понимание роли случайности. Но все-таки главное в по­ведении героев зависит от их личных свойств. От поры­вистости и ложного самолюбия — у Лобова, от самообуздания в бою, холодной трезвости расчета, заботе о под­чиненных— у Коршунова. Коршунов расчетлив, но он стремителен, страстен. Автор показывает, сколь глубоки его чувства, например, переживания в связи с гибелью Лобова, даже чувство вины, хотя в действительности Коршунов не виноват.

Углубившаяся аналитичность связана в повести с не­бывалой ранее в книгах Канторовича многонаселенностью. В каждой главе помимо основного сюжета есть другие весьма существенные линии. В первой внутреннее столкновение Коршунова с Лобовым на фоне борьбы про­тив Аильчинова, во второй сложные отношения между Коршуновым, Алы и Субботой в общей операции по раз­грому центральной басмаческой группы Ризабека Касы­ма, направляемой из-за рубежа контрреволюцией. Мы следим за героем на самом сложном этапе его командир­ского труда в условиях Средней Азии. И ни в одной из следующих друг за другом боевых операций нет повто­рения уже знакомого. Новыми оказываются все более драматические военные обстоятельства. Процесс воспи­тания командира проявляется в разных формах. Его воспитывает необходимость решений в сложной меняю­щейся обстановке, воспитывает пример старших. Когда начальник управления погранохраны на совещании ко­мандиров излагает задачу предстоящей операции, его участникам кажется, что он лишь развил и улучшил не­которые подробности их собственного плана. На самом же деле план Кузнецова существенно отличался от всего, что было предложено командирами. Начальник препод­носит свои мысли как развитие уже сказанного, чтобы подчеркнуть уважение к подчиненным.Он умеет и вни мательно слушать, и ненавязчиво подтолкнуть к глав­ному.

Новые оттенки в обрисовке поведения командира при­сущи, как видно, не только главному герою, но и персо­нажу эпизодическому. В этой повести вообще много вни­мания уделено Алы, Субботе и другим вроде бы второ­степенным персонажам. Каждый из них имеет свой характер, это личности и значительные сами по себе, и важные дли характеристики Коршунова как воспитателя. Не случайно красноармеец Суббота первым шагнул за командиром на осыпь. И Алы доверился бы не каждому. Олицетворением справедливости становится Коршунов для Алы, примером мужества для Субботы.

Одновременно с разработкой в первых двух главах проблемы авторитета командира, в них развивается важ­ная для всего творчества писателя тема интернациональ­ного духа Красной Армии. С лиризмом пишет Канторо­вич о взаимоотношениях украинца Субботы и киргиза Алы, о дружбе, скрепленной взаимовыручкой в бою. Дру­зья делятся подробностями своей жизни до военном службы, рассказывают о личных мотивах, побудивших остаться на границе. Вместе вступили они здесь в пар­тию, вместе мечтают о будущем. Оба многим обязаны Коршунову. Приведенные истории героев второго плана, в частности, вставные главы об Алы и Субботе, говорят о большей композиционной усложненности повести в сравнении с «Кутаном Торгоевым».