Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Эти главы как бы радиусами расходятся из смысло­вого, сюжетного и образного центра повести — поступ­ков, мыслей и чувств Коршунова.

Но и сам образ командира уже в главах, связанных со среднеазиатскими событиями, приобретает все новые черты. Здесь раскрылись выдержка Коршунова, его не­многословность, аналитический склад мышления, скром­ность, даже суровость. И именно такой Коршунов про­являет открытость чувств, казалось бы, совсем неожидан­ную в нем, взрыв патетики. Это происходит в трагические минуты боя с Ризабеком Касимом. Когда десять погра­ ничников отбиваются, почти уже ни на что не надеясь, от лавины басмачей, тяжело раненный Коршунов говорит: «Споем, ладно? Споем на прощанье!» Бойцы глядят на него молча, с тоской. А он все повторяет: «Нужно петь, друзья. Песня — это очень важно... Что? Почему не надо? Разве не так?» И сам запевает: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя», повторяя только две строки, какие запомнил. И от звуков этой песни становится страшно Ризабеку. Он бежит к повороту ущелья, где его ждет весть о прибытии большого отряда пограничников. Порыв эмоций, бурное их проявление у Коршунова про­диктованы его страстным желанием быть с товарищами в последние минуты жизни, и если уж суждено погибнуть, то сохранив человеческое достоинство, боевое братство до конца.

В годы Отечественной войны не однажды, попадая в критическую ситуацию, наши бойцы, повинуясь вну­треннему порыву, пели революционные песни. Они сра­жались до последнего патрона, гранаты, и они пели, вы­казывая врагу непреклонность, силу духа. Среди тех, кто защищал Брест, Ханко, Севастополь, кто встречал врага штыком и песней в смертельном бою, были читатели «Полковника Коршунова».

В повести рядом с чувствами, проявляющимися не­громко, выразилась способность героя к взрыву — это важная сторона его внутреннего мира, раскрывающегося в повести. Существенные перемены в судьбе и личности Коршунова происходят в новых обстоятельствах. Намно­го расширяются рамки произведения. Раньше почти все замыкалось границей, об остальном читатель лишь полу­чал некоторую информацию. И вот — госпиталь, отдых в санатории, новые знакомства, награждение орденом, Москва, небывалые впечатления, досрочное возвращение на границу, еще одна боевая операция. Казалось бы, третьей главой жизненный круг героя очерчен полностью. Но происходит иное. Это лишь часть повести и часть жиз­ни Александра Коршунова. О предстоящем пути говорит Коршунову партийный секретарь комендатуры Захаров, человек старшего поколения: «Ты только разогнался жить. Это ничего, что ты уже командир, что ты герой. Всего этого на другую жизнь, может быть, хватило бы. На долгую жизнь... Ты еще сам не знаешь, чего тебе надо, но что-то в жизни у тебя незаполненным осталось... Что тебе делать дальше? Я не знаю, и ты сегодня не зна­ешь. Только я за тебя, Шурка, спокоен».

Это завтра наступает не сразу. Перед читателем про­ходит еще несколько этапов жизни героя, новые люди. Расширяется, обогащается внутренний мир Коршунова. Не всегда писатель избегает здесь прямолинейности. Мы видим, что герой поначалу озадачен и даже раздражен тем, сколько вещей ему неведомо. Встретившись в сана­тории с писателем и девушкой Леной, он чувствует про­белы в своем воспитании: не знает поэзии, изобразитель­ного искусства, серьезной музыки. Его мир ограничивал­ся делом, борьбой, и вот перед ним музеи, книги, театр. В этой главе явно с натуры написана сцена награждения в Кремле. Коршунова награждают вместе с полярника­ми, со Шмидтом, а значит, и с самим автором, получив­шим награду за поход на «Сибирякове». Тут выразитель­ны мельчайшие детали. Но об увлечении героя литерату­рой, запойном чтении сказано стандартно, в виде рекомендательного указателя. Здесь не столько впечатле­ния героя от литературных произведений, сколько дань литературному штампу: «Коршунов читал стихи Маяков­ского и «Илиаду» Гомера, Толстого и Мопассана, Стен­даля и Чехова. Достоевский не понравился Коршунову, но он прочел все, что написал Достоевский... Томик сти­хов Киплинга поразил Коршунова жестокой выразитель­ностью. «Хаджи Мурат» Коршунов считал лучшей вещью Толстого. Стихи Коршунов запоминал наизусть и не рас­ставался с маленьким дешевым изданием Пушкина. Сво­их бойцов Коршунов учил любви к чтению. По вечерам вслух читал им любимых поэтов и книги раздавал крас­ноармейцам».

Гораздо интересней непосредственное впечатление Коршунова от стихов, прочитанных Леной. Здесь нет пе­речней, есть стихи, близкие Коршунову. Во втором ва­рианте повести, выходившем до войны дважды под на­званием «Александр Коршунов», действие ограничивается материалом первых трех глав с рядом существенных из­менений. В этом варианте исчезла Лена, девушка, кото­рой Коршунов не смог ответить взаимностью. Теперь стихи в больнице (а не в санатории) читает герою его будущая жена — Анна. В дальнейшем, уже после гибели автора, были обработаны со значительными потерями и последующие, не азиатские главы. Между тем, если ав­торский вариант повести в чем-то выигрывал благодаря большему единству всей вещи, то издание «Александра Коршунова» в обработке посторонних лиц [11] Канторович Л. Александр Коршунов. Л., 1980, гл. 7—10 в обработке А. А. Девеля. (разумеется, недопустимое) значительно уступает варианту 1940 года.

Очевидно, само появление в повести двух героинь было связано с желанием автора показать сложность личных отношений. Хотя многое должно в Лене импони­ровать Коршунову, влечения он к ней не чувствует, и поз­же даже не отвечает ей на письма, присланные из Мо­сквы: ему нечего было ей писать.

Все ясней становилась автору сложность человеческих судеб и отношений. Все глубже он пытается раскрыть ду­ховную жизнь героя. Формально повесть не делится на две части, но, конечно же, три последних главы (с дву­мя вставками, посвященными отцу Коршунова и провод­нику собак Цветкову) представляют собой именно вто­рую часть —с новыми проблемами, персонажами и даже

местом действия. Во второй части важны размышления Коршунова над проблемами военной теории. Позади осталась Средняя Азия с её песками и походами по горам за вражескими бандами. Нелегко ему поступить в Акаде­мию Генерального штаба. Наконец Коршунов оказывает­ся в Москве, есть время подумать о военной профессии, о будущей войне. Все это интересует писателя (и его ге­роя), без связи с конкретными событиями. Такие рассуж­дения «оправданы» самим местом учебы командира.

Писатель углубился во внутренний мир военного чело­века, еще непривычного литературе тех лет, он поставил его в одни ряд с персонажами, знакомыми по произве­дениям предвоенной поры, — ученым, художником, акте­ром, композитором, писателем. Процесс роста военного сознания, процесс становления командира составляет основное содержание этих глав. Канторович показал ге­роя, какого не могло быть ни в каком другом общество. Здесь нет ничего похожего па прежнюю военную среду, опустошавшую человеческую душу. Для Коршунова эта его работа — призвание, она требует напряжения творческой мысли. Появ­ление этой повести — на­чало литературного про­цесса, который в больших масштабах развился деся­тилетия спустя. Такие ро­маны, как «Наследники» М. Алексеева и «Сильнее атома» Г. Березко, про­должают начатое автором «Полковника Коршуно­ва».