Люк Бессон - Несносный ребенок. Автобиография [litres]

В тот день я понял, что мне следует учиться понимать без слов. В отношениях с отчимом переводчицей была моя мать. Когда на следующий день он отвечал на половину вопроса, заданного мной накануне, мать переводила:

– Он, конечно, медведь, но в глубине души он очень тебя любит.

Мне приходилось верить матери, поскольку от Франсуа никогда не исходили волны тепла и никакой привязанности он ко мне не проявлял. У него было ледяное сердце, которое всегда билось ровно, как у всех гонщиков.

С отцом все было иначе. Я чувствовал, что он заточен в своем прошлом, погружен в свою вину. Но сердце у него было теплым и чувственным.

В Санто Стефано я впервые по-настоящему понял, что такое океанская бездна. Речь не о море, которое некоторые называли «бездонным синим», но о синеве, в которую погружаешься, не видя дна. В ней теряются лучи солнца и слышнее потрескивание планктона. Мы поднимаемся на поверхность, укачиваемые волнами, и наблюдаем эту голубую бездну, которая зовет наc, как головокружение, как отрешенность. Когда погружаемся в нее, мы перестаем слышать шум земли. Нет больше ни ветра, ни кораблей, ни людской болтовни. Только бесконечный гул поднимающихся вверх пузырей воздуха, играющих на поверхности. Ты спускаешься вниз, скользя, но не падая. Гравитация исчезает. Ты делаешься легким, как лист. Давление неуклонно растет, а света становится все меньше.

На глубине пятнадцати метров становится видна немного размытая полоса холодной воды, которая ждет нас. Когда оказываешься в этой воде, открываешь еще один мир, более враждебный, более грубый. Ошибки здесь непростительны. На глубине тридцать метров дна по-прежнему не видно, а о поверхности остается лишь воспоминание. Синева все заполняет, даже сознание. Сердце замедляется, и с каждым вздохом ощущаешь, как воздух вырывается из твоих легких.

На глубине сорок метров инструктор разворачивает ласты и надувает жилет, чтобы остановиться. Все дайверы делают то же самое и группируются вокруг него. Дна по-прежнему не видно. Вокруг нет ничего, только синева, но все мы испытываем блаженство, как паломники под сводами храма.

Мы оставались там еще несколько минут, чтобы сосредоточиться и проникнуться ощущением своей малости. Дальше – подъем. Мало-помалу становилось жарко, и это одурманивало нас. Почти пьяными мы возвращались в декомпрессионную камеру, где приходилось оставаться порой дольше получаса, прежде чем можно было подняться на поверхность.

Возвратившись на лодку, мы пребывали в молчании. Это был впечатляющий, почти мистический опыт, который очень сложно разделить с теми, кто его не пережил.

Я надеялся, что когда-нибудь кому-то придет в голову снять фильм об этой голубой бездне.

Если погружение насыщало меня духовно, то мои подростковые гормоны начинали требовать от меня других питательных веществ. Мне было уже шестнадцать.

В клубе были сотни девушек, красивых и загорелых, которые целыми днями веселились, одетые только в бикини, и случавшиеся у меня приливы объяснялись не только летней жарой. К сожалению, я не имел ни малейшего представления, как вести себя с молодой женщиной, особенно если она мне нравилась. Напрасно я смотрел, как инструкторы по дайвингу с поразительной легкостью флиртовали с девушками, я был не в состоянии им подражать.

Хотел бы я иметь одного или двух приятелей моего возраста, чтобы делиться с ними опытом и слушать их советы, но в клубе все были слишком взрослыми, подростков даже близко не было. К тому же я недостаточно был близок с отцом, который продолжал здороваться со мной за руку по утрам. Поэтому я решил ничего не делать и дождаться принцессы, которая меня спасет.

В магазине работала маленькая блондинка, которой был двадцать один год. Она была англичанкой, и звали ее Лорна. Она часто мне улыбалась, могла положить руку мне на плечо, но я был неспособен расшифровать эти ее знаки. Мне казалось, что она в меня влюблена, но это не было очевидным, и я мог ошибаться. Однажды в обед Лорна села со мной рядом. Она с удовольствием выслушала мой рассказ об утреннем погружении. А выходя из ресторана, ласково взяла меня за руку и спросила, что я намерен делать днем.

– Я собираюсь пойти вздремнуть, – просто ответил я.

И тут же, в каком-то безумном порыве, неожиданно для себя добавил:

– Хочешь пойти со мной?

Едва эти слова слетели с моих уст, как я об этом пожалел. Какой же я дурак! Какой самонадеянный идиот!

И я начал краснеть, как раскаленная до белизны кастрюля. Лорна вначале удивилась, но очень скоро глаза ее загорелись, и на лице появилась милая улыбка.

– Пойдем, – сказала она шаловливо.

Лорна подхватила меня под руку, и мы направились к моей комнате. В этот момент паника захлестнула меня, как цунами. Я только что пригласил девушку покататься на машине, в то время как у меня нет водительских прав, да и самой машины тоже.

Войдя, мы начали с поцелуев. Это еще куда ни шло. Я неплохо натренировался с Натали. Но вскоре прекрасная блондинка, дернув за тесемки купальника, оказалась голой. Это был шок. Я пытался восстановить дыхание, но у меня глаза вылезали из орбит. С того момента я совершенно не представлял, что делать дальше, и позволил Лорне вести в нашем танце. Беда в том, что она приняла мою медлительность за деликатность, а неопытность – за чувственную игру, и начала закипать. Ее дыхание сделалось прерывистым, и она взяла инициативу в свои руки. В этот момент все ускорилось, и я себя уже не контролировал.

Я оказался под ней, не понимая ни как это произошло, ни зачем. Очень скоро мое дыхание прервалось, в глазах сверкнула молния, меня ослепила вспышка, словно я сунул пальцы в розетку. Через несколько секунд я обмяк, словно сломанная игрушка.

Лорна забеспокоилась, решив, что со мной что-то не так. Я пробормотал несколько бессвязных слов, чтобы ее ободрить. Она побледнела.

– Ты что, никогда… никогда? – еле слышно спросила она, боясь ответа.

– Пожалуй, нет, – согласился я.

Более тупого ответа я просто не смог бы придумать.

Англичанка запаниковала и тут же вспомнила, что мне всего шестнадцать. Всполошившись, она за долю секунды оделась и исчезла. Я остался, утопая в захлестнувших меня вопросах без ответа. По крайней мере, теперь я знал, как это происходит.

В тот же день по иронии судьбы я получил телеграмму от мамы. Она сообщала, что родила Брюса Герр-Бертело. Он весил 3,6 кг и чувствовал себя хорошо. Теперь у меня был брат. Я пошел сообщить эту новость отцу, который лишь криво улыбнулся в ответ. Кэти обрадовалась больше, чем он, и на то было две причины. Первая – она любила детей. И вторая – с маминой стороны образовалась настоящая семья, и это устраняло гипотетическую опасность, угрожавшую семье Кэти.