Люк Бессон - Несносный ребенок. Автобиография [litres]

Я рассказал о своих неудачах Пьеру Жоливе и почувствовал, что он воспринял мой рассказ как-то не так. Зачем было идти к Клюзе, когда твой приятель – вот он, рядом? Я так поступил именно потому, что он мой приятель. Я переживал кризис признания и не хотел, чтобы актер сделал мне одолжение ради дружбы, я должен был убедить всех только тем, что у меня получилось. Но в те времена я не умел продавать себя, и никто не интересовался моей работой. Кроме моих приятелей, тех, кто в меня верил. Первыми тремя были Пьер, Жан и Эрик.

Пьеру и Жану достались две главных роли, а Эрик напишет музыку.

Я связался с Мартиной Рапен, девушкой-панком из Валлуара, с синими волосами. Она займется костюмами. Филипп де Шуан, режиссер из Безансона, будет моим ассистентом. Теперь его очередь. Карло Варини, просто оператор на «Двух львах на солнце», будет главным оператором. Съемки мы запланировали на выходные. Декорации у нас были натуральные, ничье разрешение нам не требовалось. Камеру и оборудование мы позаимствовали со съемок фильма, который не снимали по выходным.

На фабрике у отчима я набрал целую кучу производственных отходов. Мы с Мартиной несколько ночей провели за изготовлением костюмов из этих отбросов.

У нас не было денег, чтобы арендовать операторский кран. Ничего страшного, мы воспользовались лестницей. Зафиксировав камеру с одной стороны, противовесы – с другой, мы вставали на середину лестницы, чтобы обеспечить опору. После небольшой тренировки получалось лучше, чем со всех кранов в мире.

Подготовка к съемкам проходила в барах. О том, чтобы арендовать офис, не было и речи. Деньги следовало тратить только на съемки.

Мне вспоминается, как Жан Рено вытянул свои огромные ручищи посреди кафе, чтобы Мартина Рапен могла определить его размер. Наш офис обходился нам в три чашки кофе в день, но кафе мы меняли ежедневно, чтобы не злоупотреблять терпением хозяина.

В субботу, в 6 утра, начались съемки, которые походили на диверсионную операцию.

Я наметил каждый план, который следовало снять меньше чем за пять минут, чтобы нас не успели заметить рыскавшие поблизости охранники. В то время не существовало планов антитеррористических операций, и сторожа на стройплощадках проводили выходные, ночуя в своих будках.

Каждая декорация представляла собой разрушенное или предназначенное к сносу здание. У нас было впечатление, что мы проводим уикенд в конце света.

Фильм мы снимали в широкоэкранном формате, и я выстраивал архитектуру каждого плана. Пьер и Жан слушали мои указания, и съемки шли гладко, как по маслу. Я стал строже придерживаться сюжета.

Съемки я закончил довольно быстро, и мы устроили командный показ. Мы ждали перед зрительным залом, так как прямо перед нами черновые материалы своего последнего фильма собирался просматривать Бертран Тавернье. Две съемочных группы встретились, и Пьер пригласил Бертрана посмотреть с нами наш короткий метр. Бертран был в кино тяжеловесом, его все уважали, и сердце у меня бешено забилось.

Когда просмотр завершился, на губах Бертрана играла улыбка. Он поздравил меня, но, будучи профессионалом, высказал несколько критических замечаний. Большего удовольствия он не смог бы мне доставить. Комплименты ничего не дают, только тешат наше самолюбие. Критикуя фильм, Бертран словно принял меня в профессию. Отныне я буду заниматься только этим, и эта мысль сводила меня с ума.

Мы попытались представить фильм на несколько фестивалей, и его отобрали на Международный фестиваль научно-фантастических фильмов в Авориазе по категории короткометражек.

Французские Альпы – и этот чудесный горнолыжный курорт, который похож на приземлившийся на снегу большой космический корабль.

На фестиваль было отобрано десять короткометражек. Мы присутствовали на показе, который проходил не особенно успешно. Публика вела себя очень безалаберно. Зрителям было плевать на кино, они постоянно входили и выходили. Прямо как в «Загорелых на лыжах» [46] « Загорелые на лыжах » (« Les bronzés font du ski », 1979) – комедия режиссера Патриса Леконта. . На самом деле фильмы были не такие уж плохие, все мы ишачили ради того, чтобы сюда приехать, и заслужили хотя бы толику уважения.

Мой фильм был в показе предпоследним, и вот на экране появилось название: «Предпоследний». Раздался гомерический хохот и аплодисменты.

– Наконец-то! – крикнул какой-то журналист, и все снова покатились со смеху.

В такой обстановке смотреть фильм было невозможно, и я предпочел покинуть зал.

Гран-при за короткий метр достался некоему де ла Рошфуко. У него были длинные волосы, длинный шарф, и он приехал из Нейи. Он выдавал свой фильм за эзотерический, но если это в самом деле так, тогда Годар снимал комедии. Де ла Рошфуко получил 20 тысяч франков и право в следующем году привезти на фестиваль новую короткометражку. Мой фильм не вызвал никакого отклика и прошел совершенно незамеченным. Я не получил приглашения на следующий год и уехал с пустыми руками.

Вернувшись в Париж, я решил закончить сценарий, где действие происходит в метро. Пьер протянул мне руку помощи, и история наконец обрела свою жизнь. Я стал искать продюсеров.

Главное, что изменилось, – у меня было теперь два фильма, которые я мог показать. Клип Жоливе и «Предпоследний». Цветной музыкальный фильм и научно-фантастический, черно-белый. У меня была широкая палитра, но мне не хватало главного: имени. Меня вообще никто не знал, и я не принадлежал к какому-либо известному киносемейству. Большинство продюсеров меня даже не приняли. Единственным продюсером, сделавшим над собой усилие, была Мари-Кристин Монбриаль. Она работала в «Гомон». Это была типичная буржуазка лет тридцати, с пронзительным голосом, но материнской улыбкой. Она не была уверена в том, есть ли у меня талант, но мои упорство и любовь к кино ее тронули. Она посоветовала подобрать актеров, чтобы появился шанс добиться финансирования.

Я вновь обратился к Франсуа Клюзе. Теперь у меня были фильмы, которые я мог ему показать, и я почувствовал, что почти его убедил, но Франсуа был на мели, и ему сложно было согласиться работать со мной. Мне удалось вырвать у него одно «может быть», которое я тут же превратил в окончательное «да» у Мари-Кристин.

Однако кинокомпания «Гомон» была дамой на возрасте, которая не знала этого молодого актера, и история с фильмом о метро продолжения не получила. Мари-Кристин сообщила мне эту новость по телефону, и я был уничтожен. Я сидел в кресле посреди крошечной квартирки, которую мне любезно предоставили на два месяца. У меня больше не было сил, жизнь меня покинула. Я ничтожество. У меня нет таланта. Нет семьи. Нет любви. А теперь нет и будущего. В таких случаях я обычно час или два плакал, это было как гроза, которой необходимо пролиться дождем. Потом принимался ждать.