Иван Франтишев - Слава героям

ПЯТЬ ШАГОВ

Старшина Иван Иванович Белый замедлил шаг и указал на небольшую высотку, скаты которой вплотную подступали к тихому, поросшему осокой ручью:

— Вот здесь, на этом месте. Раньше тут фашистский дзот стоял.

Наталья Михайловна сняла с головы платок и с трудом опустилась на траву. Ноги плохо слушались ее. Всю дорогу от воинской части до Красного Села она крепилась, не давала воли слезам, и только здесь, на месте гибели Саши, сердце матери не выдержало. Не выдержало, хотя прошло уже двадцать лет и давно бы пора зарубцеваться старым ранам.

Для нее словно не стало весны, не стало большого зеленого поля. Слезы серой пеленой заволокли глаза. Потом в этой пелене закружились и поплыли какие-то белые-белые мухи, устилая все вокруг плотным ковром. И будто наяву увидела мать покрытую снегом землю и тот хмурый январский день тысяча девятьсот сорок четвертого года…

Мутный холодный рассвет. Низкие облака ползут над заснеженным полем, сплошь изрытым траншеями, опоясанным кривыми линиями проволочных заграждений. Снаряды грызут мерзлую землю.

Принесли кашу. Холодная, сверху прихвачена ледком. Солдаты ковыряют ее ложками и отправляют в рот хрупкие желтые комочки. Некоторые отставили прочь котелки и жуют сухари вприкуску с салом.

— Ну как, заправился? — спрашивает у наводчика станкового пулемета Александра Типанова его помощник, невысокий голубоглазый солдат с едва заметными рябинками на лице.

— Заправился. А ты?

— И я. Говорят, на сытый желудок при ранении легче боль переносить. Верно?

— Не знаю, не был ранен.

Александр прячет едва заметную улыбку в темно-карих глазах. Он понимает, что помощник волнуется перед атакой, побаивается неизвестности, которую таит в себе всякий бой, и пытается разговорами отвлечься от невеселых дум. Типанов себя не считает обстрелянным солдатом, но он все же уже не раз побывал и под бомбежками, и под артиллерийскими обстрелами еще в ту пору, когда служил во флотском экипаже.

Позавтракав и увязав нехитрые пожитки в вещевые мешки, оба они смотрят на продолговатую пологую высоту, которую предстоит штурмовать их батальону. Рассвело. Из окопа на подступах к высоте видны черные амбразуры дзотов на ее скатах, ломаные линии траншей и ходов сообщения. С высоты бьют пулеметы, и синие трассы пуль хищно тянутся к нашим окопам.

Низко пригибаясь по неглубокой, отрытой в снегу траншее, к пулеметчикам подходит командир роты старший лейтенант Прядко. Навстречу ему поднимается взводный лейтенант Митрофанов.

— Все готово? — Прядко выжидающе смотрит на лейтенанта.

— Все. Ждем сигнала. Задачу комбат поставил такую: с началом атаки поддерживаем огнем пехоту, а с выходом ее на левый берег ручья меняем огневые.

Лейтенант осторожно приподнимается из траншеи и показывает рукой на неглубокую балку, за которой видны окопы боевого охранения противника. Гитлеровцы усиливают огонь, словно догадываются, что именно с этого рубежа русские сделают последний бросок на Красное Село — ключевую позицию всей немецкой обороны под Ленинградом.

На солдатах гремят смерзшимися полами мокрые полушубки. Клочьями торчит шерсть из разодранных о колючую проволоку рукавов. За два дня непрерывных боев батальон поредел. Особые надежды сейчас комбат возлагает на орудия и пулеметы.

Александр смотрит на артиллеристов. Их «сорокапятка» стоит рядом. Солдаты в маскхалатах и касках перетирают снаряды, раскладывают их на кусках брезента под станинами.

— Ленты проверил? — спрашивает Типанов у второго номера.

— Проверил. Чистенькие, как орешки.

Сильный огневой налет обрушивается на позиции гитлеровцев. Косматые султаны разрывов заволакивают высоту, кажется, на ней нет ни одного живого места, а плотность огня все нарастает и нарастает.

— Огонь! — раздается над ухом Александра.

Типанов, до боли сжимая рукоятки, давит на спуск «максима» и дает длинную очередь по первой траншее. Под горячими гильзами шипит снег. Лента, извиваясь змеей, скользит в приемник. Тяжелое уханье дальнобойных, хлесткие выстрелы орудий прямой наводки, треск пулеметов, стрекотанье автоматов, резкие разрывы вражеских снарядов — все это сливается в сплошной, неумолчный гул боя.

— …та-ку-у!.. ре-ед! — доносится откуда-то справа.

Пулеметчик видит, как поднимаются в атаку пехотинцы, как над черными полосами немецких траншей пляшут едва заметные, недобрые огоньки, и сильнее давит на спуск. Пехотинцы идут по глубокому, в черных проплешинах снегу. Кое-кто из них падает в этот изрытый снарядами снег и замирает. Может быть, замирает навсегда.

Вот пехотинцы поодиночке и группами начинают выходить к балке. Вытащив ленту и развернув пулемет, Типанов с помощником ползут по проложенному следу. Но след узкий. Как назло, впереди роты не прошел ни один танк. Танкисты ударили где-то левее, в обход высоты.

Пот заливает глаза, тает снег, попавший на кожух пулемета. Но разве ползком успеешь за наступающими! Подбегает сержант, они втроем подхватывают пулемет и, спотыкаясь, быстро идут по глубокому снегу. Сколько прошло времени с начала боя — неизвестно, но кажется, что бой длится давным-давно.

— Стой! — хрипло командует сержант. — Ставь пулемет сюда. — Он указывает рукой на едва заметный бугорок.

Типанов наводит пулемет на траншею, из которой бьют фашистские автоматчики. «Максим» клокочет, глотая ленту за лентой. Слева от пулеметчиков пехотинцы схватились врукопашную с боевым охранением гитлеровцев, в воздухе сверкают ножи и приклады.

Впереди пулемета разрывается мина. Осколки барабанят по щитку. Новая очередь, и Александр видит, как перебегавшие по ходу сообщения гитлеровцы один за другим падают.

— Так вам, так… — зло шепчет он.

По щитку щелкают пули, фонтанчиками вздымается снег. Пулеметчиков обдает волной горячего воздуха. Они прижимаются к земле и быстро оглядываются назад.

— Тьфу ты черт!

Это те же «сорокапятчики». Приволокли пушку на руках и бьют по дзоту, из которого строчит фашистский пулемет.

От амбразуры отваливаются бревна и доски, сыплется песок.

— Здорово! Еще разо-ок! — кричит второй номер расчета.

В кожухе пулемета снова закипает вода. Пока меняли огневую позицию, «максим» немного остыл, а теперь вновь из горловины идет пар. Принесли патроны — две ленты. «Мало, очень мало», — думает наводчик.

Пехотинцы ведут бой уже в первой траншее немцев, но это там, на правом фланге, а здесь, в центре, дзот прижал стрелков к земле.