Мария Бутина - Тюремный дневник

– А! Ты про это, – оживилась девушка, – это ж проще простого.

И ребенок на моих глазах высчитал, сколько «кирпичей» – так в американском уличном сленге обозначают килограмм наркоты – получит счастливчик с полусотней «зелени».

Я тяжело вздохнула – вот на таких примерах нам приходится осваивать счет! Но что поделать.

Впрочем, не только я учила Аманду, ей тоже хотелось что-то дать мне взамен. Так, однажды она с гордостью заявила:

– Бутина, хочешь узнать, как мы, проститутки, отличаем агентов ФБР, прикидывающихся клиентами, а?

– Как? – удивилась я.

– Ха! Очень просто! Вот смотри, – Аманда резко встала из-за стола с книжками и протянула мне руку для рукопожатия. – Вот и все, – хитро улыбалась она.

– Что «все»? – уставилась я на Аманду.

– Клиенты не жмут руки девочкам, – рассмеялась она.

Еще Аманда показала мне, как «цепляют» клиентов в клубах.

– Для этого, – сказала она, гордо задрав носик, – нужно взять в руку бокал с чем-нибудь покрепче, виски, например, и вот так, – показала она, слегка пританцовывая и плавно покачивая черными кудряшками из стороны в сторону, – танцевать пару минут, стреляя глазками.

Мне было бы даже весело, если бы, как говорится, не было так грустно, что этот мир настолько сурово обошелся с талантливой девушкой, совсем ребенком. У нее не было даже шанса на новую жизнь… Хотя надежда у меня все-таки есть до сих пор. Аманде дали три с половиной года федеральной тюрьмы, и перед тем, как ее этапировали в место отбытия наказания, она пообещала, что продолжит заниматься математикой и попробует поступить в вуз – ей очень хотелось стать учительницей, как я. Кстати, экзамен она все-таки сдала, став моей седьмой студенткой в тюрьме, прошедшей этот тест.

Кроме вынужденных занятий с Амандой, на которые надзиратели закрывали глаза, проникнувшись симпатией к этому богоугодному жесту доброй воли, я честно соблюдала условия тюремного обета молчания. Максимум, что от меня слышали женщины, было «С добрым утром» и «Приятного аппетита».

Дважды в неделю нашему отделению полагалось часовое посещение обычного, похожего на школьный, пустого спортивного зала. В помещении имелось одно баскетбольное кольцо и много пыли. Иногда по милости надзирателя можно было получить пару спущенных мячей. Время для спортивных занятий было выделено поздно вечером, перед самым отбоем, или ранним утром. Это были мои любимые дни. До ареста я уже пять лет как занималась бегом, так что и спортивный зал я приспособила под место для пробежек, просто нарезая круги в отведенный час времени, стараясь побить свой собственный рекорд. Сперва в час удавалось уместить только 80 кругов, а потом это число выросло до 135. Однажды я успела пробежать даже 154 круга до того, как надзиратель забрал меня обратно в отделение. Я не оговорилась – идти в спортзал, как правило, желающая была только я одна, что меня совершенно устраивало. В тишине зала можно было наслаждаться свободой и погружаться в недра сознания, чему хорошо способствуют монотонные пробежки.

Но однажды в мой мир вторглась еще одна заключенная из нашего отделения. Ее называли Тина – никто не знал ее настоящего имени, впрочем, так в тюрьме бывает часто. Крупная чернокожая молодая женщина с тяжелым лицом, глазами навыкате и массивным подбородком, она бы прекрасно смотрелась в качестве вратаря мужской сборной по футболу, уже одним своим видом отпугивая мяч. Тина, как и я, была молчалива. С остальными заключенными она особо не общалась, предпочитая, открыв дверь своей камеры на первом этаже, смотреть телевизор, спать и громко храпеть. Единственное, что выманивало ее с койки, – это приемы пищи и походы в спортивный зал. Когда она в первый раз увязалась за мной, моему молчаливому негодованию не было предела. «Ничего, – думала я про себя, – надолго ее не хватит». Бродить по пустому пыльному спортзалу было невесело. Все заключенные, ранее предпринимавшие попытки сходить туда и развеяться, это занятие быстро бросали, отдавая предпочтение телевизору. «И эту ждет такая же участь», – была уверена я. Но раз за разом она продолжала приходить в зал и просто молча гуляла, отвлекая меня от моего погружения в недра сознания.

Мое возмущение возросло еще больше, когда она в один из дней увязалась бегать за мной, топая тяжелыми ногами. «Наваждение какое, – думала я, – что же ей нужно?!» Но ей было ничего не нужно, она просто каждый раз исправно пристраивалась и хвостиком бегала за мной. Обет молчания я нарушать не собиралась, Тина и не претендовала на беседу, так что мы пару месяцев пробегали в полной тишине. Сперва она сильно отставала, но со временем практически выдерживала всю 120-круговую дистанцию. Мое отношение к Тине стало тихонько меняться: я уважала людей, которые не сдаются и продолжают тренировки. Я стала немного замедлять бег, видя, что она устает, чтобы Тина могла поддерживать мой ритм.

Было еще одно кое-что, объединяющее меня с Тиной, кроме молчания и бега. Нас вместе водили в комнату для посещений. Ко мне исправно приходил Джим, а к ней – никто. Заключенная просто приходила в камеру свиданий и сидела на бетонном пенечке, через стекло уставившись в стенку. «Странная, – думала я, – может, она с ума сошла?»

Так прошло несколько недель.

Однажды в спортзале я решила ее испытать и «вжарила» в полную силу, думая, что она быстро отстанет. Тина тяжело дышала, но не сдавалась и круг за кругом из последних сил бежала за мной. Наконец мне стало ее жаль, и я чуть замедлила бег, позволяя ей немного передохнуть, но, видимо, было уже слишком поздно – она вконец устала и остановилась.

– Не сдавайся, – впервые за несколько месяцев вслух произнесла я, вздрогнув от эха собственного голоса, – еще пять кругов. Ты сможешь.

Она выпучила на меня и без того огромные коровьи глаза, но сделала шаг, потом еще шаг и тихонько побежала за мной.

– Еще четыре, – подбадривала ее я, – теперь три. Еще парочку! Давай-давай.

Я поравнялась с ней, и мы тихонько, почти пешком, домучили последние два круга.

– Спасибо, – тихо сказала она, – я бы не смогла.

– Куда б ты делась, – рассмеялась я.

В зал вошла надзиратель, показывая на наручные часы. Наше время вышло. Когда мы вернулись в отделение, и она отправилась в душ, я влетела в свою камеру и нарисовала ей маленькую открыточку со словами: «Тина! Ты супер! 120 кругов! Поздравляю!» и с яблочком, запасенным с обеда, оставила на пороге ее камеры, благо та была соседней с моей. Тина вышла из душа, наверное, нашла мой сюрприз, но ничего не сказала. Впрочем, благодарности я и не ждала, будучи просто искренне рада за девушку, которая не сдалась и сделала это!

В следующий раз мы снова встретились в комнате для посещений, но неожиданно в тюрьме что-то произошло, и всех заперли по камерам, а мы вдвоем «застряли» там. Прошло, наверное, с полчаса молчания, пока она, наконец, сказала: