Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Но и Хилл в своих мемуарах (их, напомним, критиковали за то, что автор вроде бы приукрашивает свои заслуги) не упомянул об этой операции. Хотя вполне мог бы похвастаться своим участием в ней — литературные способности у Хилла имелись и другие свои операции против немцев он описывал в подробностях. Подробно он описал, как германские агенты пытались убить его самого — ему под ноги бросили бомбу, но она не взорвалась, затем шпион некоторое время преследовал убегающего Хилла с пистолетом в руках, но он спрятался за дверью какого-то ангара, и когда в него вбежал немецкий шпион, швырнул ему в голову кирпич. Шпион упал без чувств, а Хилл в качестве трофея отобрал у него пистолет Маузера в деревянной кобуре, который всегда хотел иметь.

Факт остается фактом: спецслужбы союзников не смогли (не успели или не хотели) устроить покушение на жизнь немецкого посла. Это сделали совершенно другие люди.

Несмотря на то что в марте 1918 года, после заключения Брестского договора, левые эсеры вышли из состава Совнаркома и критиковали большевиков за «мир с империалистами», рвать с ними окончательно они не собирались.

Вопрос о Брестском договоре и необходимости ради спасения революции следовать условиям «похабного», по определению Ленина, мира с Германией был тогда одним из самых больных. Некоторые «левые коммунисты» рассматривали возможность создания оппозиционной Ленину коммунистической партии. Но левые эсеры были не меньшими, чем их друзья-соперники большевики, ревнителями мировой революции. Ждать они не хотели и стремились «подтолкнуть» ее развитие.

Проходивший 17–25 апреля 1918 года II съезд партии левых эсеров одобрил применение «интернационального» или «центрального» террора против «империалистических лидеров». В числе потенциальных «объектов» значились, к примеру, кайзер Вильгельм II, гетман Украины Павел Скоропадский, посол Германии в РСФСР граф Вильгельм фон Мирбах, главнокомандующий группой армий «Киев» и глава оккупационной администрации занятых германскими войсками областей Украины генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн. В списке значились также президент США Вудро Вильсон, премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж, премьер-министр Франции Жорж Клемансо.

Особую ненависть у них вызывал «германский империализм» в связи с ситуацией на Украине. После подписания Брестского мира там фактически установилась немецкая диктатура, которую не могли прикрыть марионеточные украинские режимы. К тому же противников ленинской политики передышки в войне с Германией терзала еще одна мысль — им казалось, что большевики ради самосохранения попросту предали украинских революционеров. Да и не только их.

Одним из главных врагов России левые эсеры, как и контрреволюционеры, считали Мирбаха. Он, по их мнению, «дирижировал политикой большевиков, а они «плясали под дудку германского посла». Центральный орган левых эсеров газета «Знамя Труда» призывала: «Долой Брестскую петлю, удушающую русскую революцию!», «Да здравствует беспощадная борьба трудящихся с акулами международного империализма!», «На помощь восставшим против своих угнетателей крестьянам и рабочим Украины!», «Да здравствует международная социалистическая рабочая и крестьянская революция!»

Кроме Брестского мира, между большевиками и левыми эсерами углублялись и другие противоречия — по крестьянскому вопросу (левые эсеры выступали против начинавшейся политики продразверстки и «наступления на кулачество», обвиняя большевиков в том, что на самом деле они наступали на «трудовое крестьянство»), по вопросу введения смертной казни (левые эсеры выступали против), случаев «красного террора» и т. д.

Генеральное сражение между ними должно было развернуться на V Всероссийском съезде Советов. 2 июля костромская газета левых эсеров «Пламя борьбы» писала, что победа их партии на съезде станет «величайшей победой революционного русского народа».

V съезд Советов начал свою работу 4 июля 1918 года в Большом театре. На нем присутствовали 1164 делегата, в том числе 733 большевика и 353 левых эсера. В воздухе плавали густые клубы дыма — запрещать курение тогда еще никому не приходило в голову. Правую сторону зала занимали большевики, левую — левые эсеры. На сцене восседал президиум во главе с председателем ВЦИКа Яковом Свердловым.

Две ложи заполнили дипломаты. В одной находились члены союзнических миссий, а в другой — представители германского, турецкого и болгарского посольств.

Уже в первый день работы съезда в Большом театре оказался и Сидней Рейли. Потом следователи ВЧК и Ревтрибунала будут допытываться — как он смог очутиться там? — но так и не смогут ответить на этот вопрос. Сам же Рейли в своих записках утверждал, что попал на съезд благодаря знакомству с Михаилом Бонч-Бруевичем. Именно он якобы и устроил ему пропуск в Большой театр. Рейли то появлялся в театре, то исчезал, то приходил снова.

С самого начала в атмосфере съезда чувствовалось приближение грозы. Левые эсеры резко критиковали политику правительства большевиков, обличали Брестский мир, комитеты бедноты, введение смертной казни. Критиковали они и проект Конституции РСФСР, которую съезд должен был принять.

Троцкий предложил принять резолюцию, в соответствии с которой все красноармейские части предполагалось очистить от «провокаторов и наемников империализма», и прежде всего от тех, кто провоцирует столкновения с немцами. Левые эсеры в знак протеста решили покинуть заседание. Большевики проводили их аплодисментами и насмешливыми возгласами.

На следующий день они вернулись на съезд. Обе стороны применили «сверхтяжелую артиллерию». Сначала Свердлов в своей речи доказывал, что Россия слишком слаба, чтобы вести войну с немцами. Затем ехидно прошелся по выступлениям левых эсеров против смертной казни. «В то же время они работают с большевиками в чрезвычайных комиссиях, — говорил он. — Один из членов их партии — зампред московской ЧК, который привел в исполнение много смертных приговоров без суда. Следует ли это понимать так, что левые социалисты-революционеры против смертной казни по суду и за нее, когда нет суда?»

Потом поднялась лидер левых эсеров Мария Спиридонова. Поначалу говорила монотонно, но постепенно перешла почти на крик. Обвиняла большевиков в том, что по отношению к крестьянству их партия «начинает становиться на путь гибельной политики» и что эта политика «убьет у крестьян любовь к советской власти». «Началась диктатура теории, диктатура отдельных лиц, влюбленных в свою теорию, в свою схему, в свои книжки!» — кричала она, обращаясь к появившемуся в президиуме Ленину. Большевики устроили ей обструкцию, кто-то громко и грязно выругался в ее адрес. Когда в некоторых местах дело уже шло к потасовке, к краю сцены вышел Ленин.