Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Ленина тоже встретили криками и насмешками. Но он заговорил спокойно, будто на лекции в университете, и зал постепенно затих. Ленин холодно анализировал унизительность, но необходимость Брестского мира, продовольственной диктатуры и смертной казни во время революции. Снисходительно, но и язвительно несколько раз отозвался о партии левых эсеров и ее лидерах: «Те социалисты, которые уходят в такую минуту… те — враги народа, губят революцию и поддерживают насилие, те — друзья капиталистов! Война им, и война беспощадная!»

В конце речи, вспоминал Локкарт, зал разразился овациями, в которых участвовали не одни большевики.

Впрочем, вскоре обстановка вновь накалилась. Левый эсер Камков, выступая, повернулся к ложе, где сидел Мир-бах, и кричал, что «диктатура пролетариата превратилась в диктатуру Мирбаха». Из других источников известно, что делегаты грозили Мирбаху кулаками, показывали неприличные жесты и кричали: «Долой Мирбаха! Долой немецких мясников!» Интересно, что во время речи Камкова в дипломатической ложе союзников бурно аплодировал один офицер из французской контрразведки.

Мирбах сидел невозмутимо, не вынув даже монокля из глаза, и читал газету.

Вечером того же дня немцы совершили роковой для графа Мирбаха поступок — они уговорили его больше не появляться на съезде. Впрочем, аргументы об угрозах покушения на его жизнь не подействовали. Посол согласился не посещать съезд на следующий день только после того, как ему сказали, что он, как первый представитель Германской империи, не имеет права подвергать себя подобного рода оскорблениям. А ведь если бы Мирбах поехал на съезд 6 июля, все могло бы пойти совсем по-другому…

18-летнему Якову Блюмкину. Он служил в ВЧК, занимался борьбой с немецким шпионажем и хорошо знал расположение всех помещений в посольстве Германии.

Шестого июля заседание съезда было назначено на 14.00. Однако оно никак не начиналось. Зал был полон, но места в президиуме пустовали. Никого не было ни в немецкой ложе, ни в ложе союзников.

Около 16.00 в своей ложе появился Локкарт. Он так описывал обстановку в зале: «День был душный, и в театре было жарко, как в бане. Партер был почти полон делегатами, но на сцене оставалось много пустых мест. Не было ни Троцкого, ни Радека. К пяти часам исчезла большая часть большевиков — членов ЦИКа. Ложа, отведенная представителям центральных держав, пустовала».

В шесть часов вечера в дипломатическую ложу к Локкарту вошел Сидней Рейли и рассказал, что на улицах началась стрельба. Он же сообщил, что Большой театр оцеплен войсками, а все входы и выходы из него блокированы вооруженными часовыми. Что именно происходило в Москве, Рейли не знал.

Рейли и еще один французский агент на всякий случай начали проверять содержимое своих карманов и рвать в клочья различные бумаги. Их обрывки они рассовывали под обивку кресел, а некоторые, наиболее опасные, по словам Локкарта, даже глотали.

В полной неизвестности они сидели у себя в ложе примерно до семи часов вечера. Потом вдруг появился известный большевик Карл Радек — тогда он был членом коллегии Наркомата иностранных дел — и объявил дипломатам, что они свободны, и рассказал о том, что произошло.

Выяснилось, что примерно в 15.30 в здании посольства Германии в Денежном переулке был убит германский посол граф Мирбах. Личности убийц даже не пришлось устанавливать — явившись в посольство, они сами отрекомендовались немцам и предъявили им удостоверение ВЧК за подписью Дзержинского. Ими оказались сотрудники ВЧК левые эсеры Яков Блюмкин и Николай Андреев. После покушения, во время которого Блюмкин был ранен в ногу, они скрылись в расположении Боевого отряда ВЧК под командованием левого эсера Дмитрия Попова.

Ленин лично ездил в посольство Германии приносить извинения, а Дзержинский отправился в отряд Попова арестовывать Блюмкина и Андреева. Но в итоге там арестовали его самого. Там же, в особняке отряда Попова в Трехсвятительском переулке, оказались и члены ЦК партии левых эсеров. Они заявили, что Мирбах убит по постановлению ЦК их партии и что всю ответственность за этот акт руководство левых эсеров берет на себя.

Но, арестовав Дзержинского, левые эсеры начали долго обсуждать, что им делать дальше. ЦК партии чего-то ждал. После шести часов вечера Спиридонова в сопровождении группы матросов отправилась в Большой театр, на съезд. Левые эсеры надеялись, что убийство Мирбаха сможет переломить настроение делегатов и «линия революции» «выправится» мирным путем.

Спиридонову в Большой театр пропустили беспрепятственно. Но там-то она и узнала, что вся левоэсеровская фракция уже арестована большевиками. Отряд латышских стрелков окружил здание театра.

К этому времени левые эсеры в зале уже наверняка знали об убийстве Мирбаха, но Спиридонова, как говорится, расставила все точки над «i». Она сообщила, что ответственность за эту акцию берет на себя ЦК ПЛСР и что по его же решению задержан Дзержинский.

«Русский народ свободен от Мирбаха!» — провозгласила она.

…К активным действиям левые эсеры приступили только вечером. Они заняли телефон и телеграф, а также попробовали подойти к Большому театру, но были отброшены латышами. «Но этим их фантазия и ограничилась», — записал Локкарт.

Зато большевики, наоборот, действовали весьма энергично, и уже в 16.00 Cовнарком объявил, что восстание в Москве ликвидировано.

«Единственным результатом этой оперы-буфф социалистов-революционеров явилось усиление большевистской фракции и партии мира, — констатировал Локкарт. — Неудача этого восстания должна была бы открыть глаза союзникам. Воля России избежать какой бы то ни было войны, против ли немцев или против союзников была, очевидно, непоколебима».

Он никогда не упускал случая познакомиться с симпатичными барышнями. Во-первых, из-за свойства своего характера — Рейли, судя по всему, был явным дамским угодником или просто «бабником». Ну а во-вторых, он никогда не исключал возможности использовать своих подруг для дела. Влюбленные в него женщины выполняли его просьбы беспрекословно. До сих пор, впрочем, не совсем понятно, использовал он их «втемную» или они все-таки были в курсе его шпионских задач.

В Большом театре, в перерыве между заседаниями съезда, он познакомился с 25-летней машинисткой Ольгой Старжевской. Она была весьма симпатична, а кроме того, представляла весьма ценный потенциальный источник информации — Ольга работала в распорядительном отделе ВЦИКа. К тому времени она успела уже выйти замуж и развестись. В этом браке у нее родилась дочь, которая жила вместе с бывшим мужем на Кавказе.

Старжевская потом говорила, что она понятия не имеет, как Рейли попал на съезд и как он получил пропуск на вход в Большой театр. Ольга рассказывала, что он представился ей Константином Массино, «советским служащим». Через четыре месяца после начала их знакомства, 11 ноября 1918 года, когда вынужденный бежать из России Рейли как раз прибыл в Англию, она, находясь в Бутырской тюрьме, написала заявление в Общество Красного Креста помощи политическим заключенным, в котором описывала свои отношения с «женихом» Массино-Рейли, которого, как она признавалась, «очень любила и с которым решила уже вместе жить».