Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Когда мы остановились, пассажиры разом встали, чтобы достать багаж с полок над головой и подойти поближе к выходу. Наверное, они спешили занять удобное место в автобусе, но в итоге всех погрузили в один автобус, который повез нас к терминалу. Я знала, что автобус будет ждать, пока из самолета выйдут все пассажиры и экипаж, и не спешила покидать салон. Я была не прочь немного отложить неизбежное начало своего нового приключения.

Свою маленькую сумку со сменой белья и зубной щеткой я, как примерный путешественник, положила под сиденье впереди стоящего кресла. На полке у меня над головой лежало мое тяжелое утепленное пальто из верблюжьей шерсти. Какой-то мужчина любезно протянул его мне — возможно, потому что я положила его поверх его сумки. Я предполагала, что это теплое пальто пригодится мне в московском климате. Я с улыбкой вспомнила, как задевала этим пальто всех пассажиров, проходя к своему месту на рейсе из Майами в Нью-Йорк. Уверена, многие из них задумались, зачем я везу это тяжелое пальто в Нью-Йорк в начале ноября, ведь холода еще не наступили. Но они и не догадывались, что я направляюсь в Москву. Когда людей вокруг меня поубавилось, я оделась и собрала свои вещи. Ощутив у выхода порыв пробирающего до костей ледяного ветра, я поняла, что мы с пальто теперь неразлучны. Автобус быстро довез нас до входа в терминал. Холодный ветер задувал мне за воротник, замораживая последние капли пота.

Над дверью висела табличка “Аэропорт Шереметьево. МОСКВА”. Я была на месте. Взглянув на балкон над входом, я не поняла, где установлены скрытые камеры для съемки потенциальных врагов государства, прибывающих из-за рубежа. До меня доходили слухи, что офицеры КГБ были едва ли не трехметровыми гигантами, способными узнать любого сотрудника ЦРУ, отправленного в Москву. Но, очевидно, они не связали Марту Петерсон, подавшую заявление на советскую визу, с погибшим офицером ЦРУ Джоном Петерсоном, потому что советское посольство в Вашингтоне выдало мне документы без промедления, в то время как те, кто уже был знаком КГБ, обычно сталкивались с задержками. Понимая, что я по-прежнему никто, я тихо вступила в свою новую, тайную жизнь, в которой мне предстояло бороться с агентами КГБ у них на родине, в Советском Союзе.

В терминале необычно сильно пахло табаком — сладковатым, но едким. Бихевиористы утверждают, что запахи запоминаются навсегда. Прошло много лет, но я до сих пор могу по запаху учуять эти сигареты и сказать, что рядом русские. В терминале не звучала музыка, а на стенах не висели яркие приветственные плакаты, встречавшие гостей Союза Советских Социалистических Республик, или СССР. Нас встретили грязные плиточные полы и потемневшие, испещренные трещинами стены, вдоль которых всех повели на паспортный контроль. Я встала в очередь для иностранцев и сняла пальто, в котором мне быстро стало жарко. Ожидая, я наблюдала, как люди передо мной подходят к сидящему за стеклом офицеру и кивают ему. Несмотря на то что я немного волновалась, я знала, что в моем паспорте нет ничего подозрительного. В конце концов, он был совершенно пуст: это было мое первое путешествие.

Подошла моя очередь. Когда я подала свой красный дипломатический паспорт серьезному молодому офицеру, он спросил меня, в посольство ли я направляюсь. Вместо русского “да” я сказала немецкое ja . Как обидно мне было сделать ошибку в первом же слове, проведя сорок четыре недели за изучением языка! Должно быть, ночевка во Франкфурте заставила меня вспомнить немецкий, который я много лет назад учила в колледже. Впрочем, ничего страшного не произошло: я просто разозлилась на себя за такую глупую, досадную ошибку.

Офицер поднял раскрытый паспорт, чтобы сравнить мое лицо с фотографией, но не кивнул и никак не дал понять, что все в порядке. Затем он положил паспорт на стол, где я уже не могла его видеть. Рядом лежал большой блокнот с отрывными листами, на которых, скорее всего, значились имена из списка особого внимания. Я успокоилась, мое дыхание выровнялось. Похоже, я боялась зря: на самом деле стоять перед советским офицером было не так уж страшно.

В процессе подготовки к отправке в Москву, пока я работала с советским отделом в штаб-квартире, мы спрашивали у дипломатов, которые возвращались из командировок, что происходит на пограничном контроле. “Снимал ли пограничник копию вашего паспорта? Что он у вас спрашивал? Сколько времени все это заняло? Звал ли он начальника, чтобы проверить ваш паспорт?” Нам нужно было понять, каковы стандартные процедуры в аэропорту и на других советских границах, чтобы предвидеть, с какими проблемами мы можем столкнуться, тайно вывозя своих агентов из Советского Союза. Офицер не поднимал глаз, и я уже гадала, нет ли моего имени в особом списке. Но затем он быстро взглянул на меня и протянул мне паспорт. Он ничего не сказал, не улыбнулся, не узнал меня, не задал ни одного каверзного вопроса и не позвал старшего. Все прошло как по маслу. Я справилась с задачей. Мое первое пересечение границы оказалось непримечательным.

Я прошла вперед и присоединилась к толпе, собравшейся у багажной ленты. У меня с собой был один большой чемодан с теплыми вещами, которых мне должно было хватить до прибытия груза, ожидавшегося через две недели. Когда конвейер запустился, мой чемодан одним из первых выпал из люка на ленту. Все получалось как-то слишком просто, подумала я, складывая вещи на тележку и выходя сквозь большие двери в просторный зал, где стояла толпа встречающих. Я нашла мужчину с табличкой “М. Петерсон”. Он явно был американцем и назвался просто Робом. У него были довольно длинные седые волосы и такая же седая борода, но он казался моложе своей седины — пожалуй, ему, как и мне, было лишь немного за тридцать. Он встретил меня приветливо, но довольно сухо, без особой теплоты.

Забрав у меня тележку, Роб пошел к выходу, к ожидавшей нас машине, большому черному “Плимуту-Фьюри” середины семидесятых, который стоял у тротуара с незаглушенным двигателем, чтобы внутри оставалось тепло. Когда мы подошли, шофер тотчас выскочил из машины и радостно приветствовал меня по-русски. На этот раз я ответила как положено. Этот приветливый, улыбчивый шофер положил мой чемодан в багажник и открыл заднюю дверцу автомобиля. Мы с Робом устроились на заднем сиденье, и шофер быстро вывез нас из аэропорта.

Роб сказал, что работает в отделе, который занимается жилищными вопросами, предоставляет мебель, осуществляет техническое обслуживание и ремонт, а также заведует автопарком. Он спросил, впервые ли я в заграничной командировке. Я не знала, известно ли ему, что я работаю в ЦРУ. Я также не знала, какой у него ранг, но подозревала, что он стоит выше меня, поскольку он занимал пост заместителя начальника отдела. Мне также не хотелось говорить лишнего, ведь нас слушал советский шофер, а в машине наверняка были установлены жучки. ЦРУ всячески старалось не позволить Советам узнать во мне сотрудницу управления. Я могла оставаться чистой, не связываясь с коллегами по ЦРУ, которых уже разоблачили или подозрения на счет которых были довольно высоки.