Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Когда я прошла мимо начищенной латунной таблички слева от высокой двери, я прочитала, что меня ведут в Президиум КГБ. Возможно, в другой раз мне показалось бы, что мне оказывают честь, но только не тем вечером.

Меня завели в тесную приемную, а затем в просторную комнату для совещаний. В центре стоял массивный стол из темного дерева. Мне велели сесть на средний из трех стульев у дальней стороны стола. Три стула напротив оставались пустыми. Два микрофона, установленных посередине длинного стола, записывали голоса. В углу на треноге стояла камера, на которую снимут весь спектакль от начала до конца.

Я осмотрелась. Все мужчины — молодые и среднего возраста, в костюмах и в рубашках с короткими рукавами — выстроились вдоль стен, надеясь стать свидетелями допроса настоящей шпионки ЦРУ. В комнату вошел мужчина в костюме, явно главный, очень суровый, почти злобный. Он встал напротив меня, не садясь на стул. Очевидно, именно ему предстояло вести допрос. Но никакого допроса не планировалось — достаточно было разыграть театральное представление на камеру.

За столом сидели четверо. Слева от меня расположился мужчина, которого я ударила в ногу. Усевшись, он добродушно задрал штанину, чтобы показать мне синяк от моего пинка. До начала допроса другой мужчина подошел к нему и показал фотографию всех нас на месте ареста, напоминающую снимок с “Полароида”. Он обрадовался увидеть себя на снимке и показал мне себя. На другой фотографии я пыталась отпихнуть от себя руки, шарившие у меня под блузкой. Похоже, моментальные фотоснимки были для всех присутствовавших в новинку. Мужчина с удивлением рассматривал фотографию, сделанную менее часа назад. Я вдруг вспомнила собравшихся в аэропорту людей, которые всего несколько месяцев назад с таким же детским удивлением рассматривали моментальные снимки.

Справа напротив меня сидел приятный и вежливый мужчина, который, как я поняла впоследствии, был сотрудником МИДа. Поскольку я была американкой, в его обязанность входило защищать мои права. Он также пытался переводить мои слова. В торце стола поставили стул для грузной советской женщины среднего возраста, которая должна была записывать на чистых листах нелинованной бумаги все вопросы главного следователя и мои ответы.

Главный следователь начал процессуальные действия, приказав снять с меня часы и кулон. На цепочке у меня висела фига — бразильский талисман на удачу, который мне несколькими годами ранее подарил близкий друг нашей семьи Уэйн. Прощай, бразильский талисман! На стол выложили мою сумочку, водительские права и бетонный тайник, по-прежнему закрытый.

Следователь заговорил по-русски.

— Пятнадцатого июля 1977 года в 10 часов 35 минут вечера Марта Петерсон была замечена за устройством шпионского тайника в нише на мосту. Бдительные граждане обратились к служащим охраны правопорядка, которые прибыли на место происшествия и произвели арест.

Официальный рапорт казался бесконечным: в нем перечислялось содержимое моей сумочки, цитировались мои слова, а также сообщалось, что бетонный тайник был найден ровно в том месте, где, по утверждениям бдительных граждан, я его оставила. Стенографистка исправно исписывала страницу за страницей.

Наконец он закончил свою речь, изложив все детали ареста. Он сказал мне поставить подпись внизу каждой страницы, подтолкнув их ко мне. Я ответила, что не понимаю, о чем он говорит, и попросила позвонить в американское посольство. Я повторила номер. На этот раз я добавила, что знаю Клиффа, чиновника из посольства. Мне надоел этот кагэбэшный театр.

Каким-то чудом я сказала нужную вещь. Сотрудник МИДа удивленно посмотрел на меня и произнес: “Я знаю Клиффа”. Следователь велел ему позвонить Клиффу. Сотрудник МИДа подошел к телефону, который стоял на маленьком столике в углу у двери, и позвонил Клиффу домой. Клифф ответил сразу, и сотрудник МИДа сказал ему, что арестовали женщину, но неверно назвал мою фамилию — Паттерсон. Клифф сообщил, что выезжает. Я решила, что это прогресс. Единственная проблема заключалась в том, что в офисе пока ни о чем не знали, потому что никто еще не сообщил моим коллегам, что я на Лубянке. Уже перевалило за полночь, а подать сигнал об успешном завершении операции я должна была до часу ночи.

Клифф не подумал позвонить в посольство и сообщить об аресте американки, потому что сам руководил консульством и отвечал за благополучие и местонахождение всех американцев в Советском Союзе. Он решил, что я очередная глупая туристка, которая попала под арест, ведь такое время от времени случалось в Москве. Однако мне не забыть, какой шок он испытал, когда увидел, что это я, Петерсон. Он не мог поверить своим глазам, когда понял, что именно я сижу за большим столом в окружении всех этих мужчин, огней и камер. Скорее всего, Клифф считал, что я работаю обычным клерком в офисе ЦРУ. Он понятия не имел, что вечерами я веду оперативную деятельность на московских улицах. Он подошел к столу и потерял дар речи, хотя такое с ним случалось крайне редко.

Клифф сел рядом со мной. Я спокойно, но решительно объяснила ему, что понятия не имею, о чем они говорят. Он кивнул. Впоследствии этот прекрасный, отважный человек упорно отстаивал мои выдумки. Всякий раз, когда сотрудник МИДа пытался задать мне вопрос, он отвечал, что я не знаю, о чем идет речь.

К нам присоединился еще один мужчина, который сел справа от главного следователя. Я немного встревожилась. Похоже, начиналась вторая часть допроса. Бетонный тайник теперь лежал прямо в центре стола, на развернутом листе из газеты “Правда”. Я пала духом, поняв, что скоро мой пакет откроют.

Следователь кивнул присоединившемуся к нам мужчине, который оказался техническим экспертом. Тот встал и принялся очищать тайник от бетонной крошки и замазки, которыми Нил замаскировал углубления для шурупов на лицевой части пакета. Эксперт уверенно отвинтил все четыре шурупа — у него не возникло сложностей с левой резьбой. Хитрость Нила нужна была для того, чтобы отвадить случайного человека, который решил бы, что шурупы залиты бетоном, раз их не получается открутить. Техник открыл крышку.

Мне хотелось закричать. “Им нельзя это открывать, — паниковала я. — Это секретная информация. Все это проходит под грифом ‘совершенно секретно’. Они не вправе открывать пакет и изучать его содержимое. Они не вправе все это знать”. Бесспорно, это был один из самых мучительных и тяжелых моментов, которые мне пришлось пережить, ведь я могла лишь сидеть и смотреть, как сотрудники КГБ открывают адресованный Тригону пакет. Мне и сегодня больно это вспоминать.

Техник перевернул крышку и положил ее на газету. Затем он принялся по одному вытаскивать все предметы из тайника. Первой была записка, напечатанная по-русски на белом картоне. В ней говорилось: “Друг, если ты случайно нашел этот тайник и открыл его, знай, он может принести тебе множество неприятностей. Не заглядывай внутрь, лучше выбрось этот камень в реку”.