Олег Куденко - Орбита жизни

Многое здесь, в кабине космического корабля, отдаленно напоминает современный самолет. Кажется, здесь даже меньше приборов. Это земное, привычное успокаивает Юрия. И только маленький глобус вновь возвращает его мысли в космос. Нужно снова передавать на Землю показания приборов.

В наушниках звучит веселая музыка — это друзья заботятся, чтобы ему не было скучно. Юрий улыбается, вспомнив о товарищах, которые волнуются за него: «Как там Герман? Наверное, беспокоится… Как Ромашка? Эх, ландыши, ландыши, вам еще не такие полеты достанутся! Это только разведка…»

Четкий график полета напоминает ему, что пора выходить на связь.

— «Заря»! Я — «Кедр». Все отлично работает. Идем дальше. Самочувствие отличное. Машина работает нормально. В иллюминаторе наблюдаю Землю. Все нормально. Полет проходит успешно. Чувство невесомости нормальное. Самочувствие хорошее.

Затем в 9 часов 48 минут Юрий передал очередное отчетное сообщение.

Земля снова запрашивает о его состоянии, сообщает:

— Полет проходит нормально, орбита расчетная.

Это сообщение радует Юрия, ибо он знает, что точный прогноз элементов орбиты, телеметрические измерения бортовой аппаратуры особенно важны для включения тормозной двигательной установки в строго заданный момент. Ошибка в скорости корабля-спутника на 1 метр в секунду вызывает отклонение точки приземления почти на 50 километров. Ошибка в истинной высоте над поверхностью Земли всего на 100 метров может привести к отклонению от заданной точки приземления почти на 5 километров, а ошибка в направлении вектора скорости на одну угловую минуту — на 50—60 километров.

9.51. Включилась автоматическая ориентация корабля по Солнцу. Юрий сообщил об этом Земле. Он знает, что сейчас начнется стабилизация корабля — едва ли не самый ответственный и сложный момент полета. Нужно развернуть «Восток» так, чтобы ТДУ — тормозная двигательная установка — была направлена вперед точно по оси полета.

9.52. Юрий сверяет свое местоположение. Внизу мыс Горн. Пилот докладывает параметры кабины и отсека, передает, что все системы работают нормально, самочувствие — хорошее.

И снова Юрий работает. Строго по заданной программе. А тем временем корабль «Восток» продолжает свой путь по орбите.

В то утро Анна Тимофеевна убирала в доме. Внук и внучка делали уроки. Тихо шелестели страницы, старательно поскрипывали перья, да веник деловито шуршал по полу…

Неожиданно входная дверь отворилась настежь, дохнуло весенней свежестью. На пороге стояла Зоя, простоволосая, бледная.

— Что же радио у вас выключено?! Про Юрку же передают!!!

У Анны Тимофеевны сердце упало: «Разбился… Двое детей». Она побледнела.

— Вы что, мама? Юрка жив. Он в космосе!

Не слушая того, о чем еще говорила Зоя, мать начала поспешно собираться. Накинула новую стеганку, сунула в карман десять рублей и на улицу. Она и сама не заметила, как по грязной ухабистой дороге пробежала длинный путь от дома до вокзала.

Ближайший поезд отходил через несколько минут. Анна Тимофеевна взяла билет за два девяносто и, не дождавшись сдачи, кинулась к вагону. Кто-то догнал ее, сунул деньги. Она бежала, не разбирая дороги, раздвигала людей с непостижимой настойчивостью, не видя ничего, кроме зияющей двери, которая вот-вот может захлопнуться перед самым ее лицом. Необъяснимая сила несла ее вперед, и она не чувствовала ни одышки, ни усталости. «Только бы успеть! Надо к Вале. Валя все знает!» — эти мысли бились в ее сознании, когда она бежала по перрону.

Едва она оказалась в вагоне и присела на скамейку, поезд тронулся.

Казалось, сознание вот-вот оставит ее. Она забилась в угол и сидела молча, как тревожная, нахохленная птица. Странное, напряженное оцепенение владело всем ее существом. Из этого оцепенения ее вывела хриплая музыка, донесшаяся из дальнего конца вагона. А потом голос… Знакомый голос диктора:

«Пилот-космонавт майор Гагарин, находясь над Южной Америкой, передал: «Полет проходит нормально, чувствую себя хорошо…»

Разгладились сосредоточенные морщины ее лица, надеждой затеплились глаза. Но почему майор? Может, это не он? Не напутала ли Зойка? А в вагоне все снова притихли: радио повторяло сообщение. И только вместе с музыкой заклокотали, загудели людские голоса.

То нитка сомнений становилась тоньше и тоньше, то опять накручивалась, словно шерсть в прялке. Про Юрку, и такие торжественные, праздничные слова?! И эта музыка… Почему это про него должно быть? Верно, ошиблась Зойка! Подняла зряшный шум! Взбаламутила. Ну подожди! Ужо приеду назад, я тебе задам жару. Чуть жизни не лишилась…»

А поезд стучал и стучал колесами, изгибаясь и вытягиваясь в окне, как зеленая гусеница. Поезд нес ее туда, где придет ясность. За хмурыми облаками в окне начало просвечивать солнце. Казалось, поезд побежал веселее, словно его подгоняла эта общая, неудержимая радость. «А вдруг верно, наш Юрка? Что же тогда? Как непривычно и странно все это…»

Еще три раза передавали о том, как идет и завершается полет.

И вот — разбиты, стерты все сомнения — короткая биография. Его, Юркина, биография!! Вот он, оказывается, какими делами был так занят в последнее время! Вот он к чему готовился! Мать с жадностью вслушивалась в слова, в которых изложена была его жизнь, такая короткая и такая родная. Потом она поняла, что сказано было все, и все сказанное было самым главным. «И про Валю написали, и про дочек… И их с отцом не забыли. Молодцы, кто писал… Отец, поди, ничего и не ведает…» Как ей захотелось сейчас, чтобы и он, и все эти люди узнали о ее материнской радости. Она долго сдерживала себя, но, переполненная необъяснимыми чувствами, которые еще никогда не были ей знакомы, она вымолвила, скорее, просто машинально шевельнула губами:

— Значит, мой сы́нка!

Соседи услышали ее слова. Какой-то парень крикнул на весь вагон:

— Здесь едет мать Гагарина!

Кто-то предложил стоп-краном остановить поезд, качать ее.

Она утихомиривала их, как могла. Люди, обступившие ее, смотрели на нее с таким затаенным восторгом и с таким недоверием, что она, почувствовав на себе их взгляды, снова стала рассудительной и спокойной.

— А зачем это — останавливать? Людям ехать надо. К чему глупости делать?

— Какой он?

— Да вы же слушали — парень как парень. Послушный, уважительный.

Она так резко отвечала на вопросы, что окружающие вскоре поняли, что эта женщина сейчас сама не своя, и оставили ее в покое. А глаза матери уже светились радостным и счастливым светом, спокойным светом мудрой доброты и гордости. И только мысль о Вале нагоняла тень на ее лицо. О Вале и внучках она теперь думала больше, чем о сыне: сын прилетел. Ушибов не имеет. Значит, хорошо прилетел! Чего же тут волноваться?..