Олег Куденко - Орбита жизни

Анна Тимофеевна вспомнила, как однажды Юрий приезжал в отпуск. Дело было летом, и новенький китель сверкал надраенными пуговицами. Китель сидел на нем очень ладно, сшит был, как говорят, с иголочки. Юрий гулял на улице, когда услышал о том, что в Карнино, деревне, расположенной в 3 километрах от Гжатска, вспыхнул пожар. Вместе со всеми он кинулся туда. Убежал, даже не скинув нового кителя и не предупредив мать.

Несколько часов он растаскивал горящие бревна, ведрами носил воду. И что еще он там делал, ей о том неведомо, только вернулся он домой уже под вечер. Взбудораженный, но молчаливый. Китель был «разделан под орех…» «И в огне он не горит, и в воде не тонет. Чего же за него беспокоиться?» — думала Анна Тимофеевна, стараясь успокоить себя… «А вот Валя, знает ли она про этот полет? Как бы молоко не пропало…»

Материнское огромное сердце перемалывало самые разные мысли — и большие и мелкие — и струило такую заботу, такую доброту, что сама она, не в силах совладать с этой огромной работой, вот-вот готова была расплакаться…

В Можайске кончили передавать по радио. Теперь стало тише. Она по-прежнему ехала молча, думая о своем. Она думала, что нужно первым делом приготовить обед и покормить Леночку, ведь у Вали, должно быть, и руки не до чего не доходят, что нужно помочь ей прибраться в доме — наверное, будут гости. Эти привычные мысли приводили ее душу в спокойное равновесие. И уже не так колотилось сердце, не так шумело в висках. Видно, дорога немного успокоила ее. И только мысль о Юре вновь возвращала ее к непонятному состоянию, похожему на опьянение, когда голова ясная, а ноги не держат…

…Весть о небывалом событии ворвалась и в квартиру Гагарина.

Когда радио передавало первое сообщение, Валя, только что накормив дочек, начала стирать. За шумом воды Валя не сразу разобрала, о чем говорил диктор. А подсознательно до нее уже дошел ошеломляющий смысл: кто-то из них летит… Летит там…

Валя кинулась в комнату, наскоро вытерла о халат руки и повернула регулятор громкости. Из приемника уже лились звуки торжественных маршей. «Нет, я ошиблась», — решила Валя. Аленка мирно играла с Галочкой. Кинув на дочерей полный нежности взгляд, Валя вернулась на кухню. И все-таки странное ощущение чего-то свершившегося уже не покидало ее.

Вдруг у входной двери раздался резкий звонок. Положив скрученную пеленку на край тазика, Валя пошла открывать. Что это? Целая делегация сразу!

— Поздравляем, Валечка! Юрик в космосе! Говорили по радио, слышала?

Цветы на обоях поплыли, смешиваясь, куда-то в сторону…

А жены пилотов, чьи мужья тоже уехали в эту командировку, уже обнимали и целовали Валю. Все о чем-то наперебой говорили, а Вале хотелось одного — скорее в комнату, туда, к приемнику!

Торжественный, взволнованный голос читал очередное сообщение ТАСС. Валя сжалась в комочек, вслушиваясь в каждое слово, ища за словами какой-то скрытый, страшный смысл. Сообщение было коротким. Диктор трижды прочитал: «Чувствую себя хорошо!» Непрошеные слезы навертываются на глаза. Валя подходит к дочке, поворачивается спиной, чтобы подругам не были видны ее глаза. Неожиданно вспоминает о кукле, которую Юра перед отъездом положил в ящик для Леночки. Торопливо достает куклу. Обнимает дочку.

— Папа чувствует себя хорошо! Хорошо, понимаешь, Леночка?

Кто-то включает телевизор. По телевидению тоже передают торжественную музыку. Теперь уже дверь в квартиру почти не закрывается. Приходят все новые люди. И вот оно: началось — прибыли корреспонденты. Валя не знает, как с ними говорить. Она ни о чем не может сейчас думать: только бы все кончилось благополучно!.. На все вопросы она отвечает полусознательно и односложно: да, не знаю… Зачем-то берет тетрадку, пытается что-то записать.

В эти минуты на предприятиях Москвы уже вспыхивали стихийные митинги. На площадях возникали демонстрации. На некоторых домах даже появились флаги. Демонстранты несли по улицам самодельные плакаты. Порою на них было одно слово: «Ура!», или два: «Гагарину — слава!» Студенты медицинского института прямо на своих белых халатах написали слова привета первому космонавту мира.

На Манежной площади молодежь качала молодого военного летчика. Он недоуменно спрашивал:

— При чем тут я, я же не космонавт?!

— Ничего, завтра полетишь в космос! — отвечали студенты и еще выше подбрасывали пилота.

Все говорили только о полете. Даже постовой милиционер, остановивший машину, стремительно выехавшую на красный свет, услышав включенный в машине приемник, невольно улыбнулся: «Все понятно. Проезжайте. Но будьте внимательнее!»

На Центральном телеграфе оживленная толпа окружила барьер с надписью «Прием телеграмм». Всех интересовал адрес Гагарина. Минут через десять адрес узнали. Еще через десять минут первые три тысячи телеграмм были отправлены по этому адресу.

В «Фотохронике ТАСС» было трудно работать: на несколько ее телефонов обрушился шквал международных звонков.

Через 12 минут после первого сообщения раздался звонок из Дании.

— Здесь Нордфото из Копенгагена, — кричал кто-то на другом конце провода. — Когда можно получить портрет Гагарина?

— Обычно мы передаем три раза в день. Сегодня начнем в 12.15.

— Фототелеграфная служба ТАСС! Вас вызывает Лондон!

Тут же позвонили Париж и Берлин, Прага и София…

В столицы Европы можно передавать снимки по телеграфному каналу. Как только были сделаны первые отпечатки кадров, полученных в штабе ВВС, привезенных из семейного альбома Гагарина, взятых в редакциях газет, сразу же по радио и телефону эти снимки пошли во все страны мира. Их немедленно получили Ассошиэйтед Пресс и Рейтер, Юнайтед Пресс и Польское центральное фотоагентство, газета «Таймс» и Чехословацкое телеграфное агентство, «АДН» и «Центральбильд», «Аджерпресс» и «МТИ», газеты «Лехтикува» и «Суоми»…

Радиотехники и телефонистки работали с огромным напряжением, но еле успевали удовлетворять все просьбы Европы и Азии. Мир хотел видеть героя. И как только корреспонденты привозили новые пленки и фото, их, едва успев обработать, полумокрыми направляли в машины… Импульсы мчались в эфир, но как только в аппаратной наступал минутный перерыв, канал брали фотокорреспонденты ТАСС из других городов страны. Им хотелось показать, каким большим праздником стал полет Гагарина на всей советской земле. Вскоре стали поступать снимки из-за рубежа — там тоже царило ликование…

В столице братской Болгарии — Софии к балкону советского посольства пришла тысячная толпа наших друзей.

В Париже у здания «Юманите» люди уже читали отпечатанные на машинке бюллетени, вывешенные до выхода экстренного выпуска газеты в окне редакции. Среди этих материалов были и первые отклики из Москвы Макса Леона, корреспондента «Юманите».