Олег Куденко - Орбита жизни

Что-то невообразимое творилось в редакциях радио, агентств, газет и журналов.

Готовились экстренные вечерние выпуски, диктовались первые отчеты, верстались свежие полосы. В набор шли все новые и новые материалы с пометкой: «Срочно!»

«Распахнута дверь в неизведанное»; «Человек в космосе»; «Снять шляпу перед русскими!» — кричали заголовки только что набранных экстренных выпусков иностранных газет.

И в каждой редакции, в каждом ломе в эти минуты было включено радио. Весь мир слушал: что же дальше скажет Москва?

А Москва сообщала:

«В 10 часов 15 минут по московскому времени пилот-космонавт майор Гагарин, пролетая над Африкой, передал с борта космического корабля «Восток»: «Полет протекает нормально, состояние невесомости переношу хорошо».

Как же дальше складывалась его жизнь? Как он стал настоящим летчиком?

Ответить на этот вопрос нетрудно: Советская Армия дала окончательную огранку этому недюжинному характеру.

Окрепшая мечта о голубом небе привела его в Оренбургское высшее авиационное военное училище.

В этом училище занимались Михаил Громов и Андрей Юмашев, Анатолий Серов и первый летчик реактивного самолета Григорий Бахчиванджи. Более 130 Героев Советского Союза вышло из его стен.

Здесь для Юрия началась новая полоса жизни — военная служба.

Приемные экзамены Юрию снова сдавать не пришлось: у него был диплом с отличием об окончании техникума и хорошая аттестация из аэроклуба. Но на медицинской комиссии ему «досталось». Впрочем, не больше, чем остальным. «Посмотрите сюда левым глазом, закройте правый, теперь наоборот. Что вы видите здесь? А что здесь? Дышите глубже, а теперь не дышите. Наклонитесь, выпрямитесь. Чем болели?..» Медицинская комиссия отсеяла некоторых его товарищей, другие не прошли на собеседовании по теоретическим предметам.

Юрий благополучно миновал приемную и медицинскую комиссии и стал курсантом. Для начала его остригли «под нулевку», выдали новое обмундирование с голубыми летными погонами. На погонах — крылышки. А затем новоиспеченных солдат построили и разбили по эскадрильям, звеньям, экипажам. Юрий узнал, что отныне его непосредственный начальник командир экипажа — старший лейтенант Колесников, командир звена — майор Овсянников и командир эскадрильи — подполковник Говорун. Командиром взвода был капитан Федоров. Эти люди в какой-то степени теперь должны были заменить молодым ребятам отцов и матерей, стать старшими товарищами и учителями.

Юрий был подготовлен, возможно, больше, чем другие, к суровой армейской жизни. Он любил порядок, и его не беспокоили ранний подъем и заправка коек, физзарядка, и «Курс молодого бойца» с долгими маршами и частыми стрельбами, чисткой оружия и нарядами быстро стал для него привычным жизненным распорядком. Юрий «втянулся в службу» и стал находить время, чтобы почитать или написать письмо в Гжатск.

8 января 1956 г. курсантов построили в актовом зале училища. Подтянутые, гладко побритые, с карабинами в руках, выстроились они перед развернутым знаменем части. Молодые воины давали присягу на верность Родине, партии и трудовому народу.

А дальше пошла жизнь, заполненная и вовсе привычным для Юрия делом — учебой.

Интереснее всего Юрию были уроки в классах материальной части и теории полета, которые вел инженер-подполковник Коднер. Узлы и блоки, снятые с настоящих самолетов, действующие модели систем управления и моторов, детали, окрашенные в разный цвет, — все это, как мальчишек, увлекало будущих летчиков, помогало быстро и наглядно усвоить назначение и взаимодействие частей и механизмов самолетов разных марок. Подполковник так занимательно рассказывал о «холодном» металле, что слушать его не надоедало. Анализируя конструктивные особенности разных типов машин, он находил любопытные сравнения, и Юрий невольно поражался богатством знаний этого человека.

Гагарин с детских лет отличался «техничностью» — способностью быстро понимать и запоминать назначение и взаимодействие различных частей всевозможных механизмов. Это проявилось еще в ремесленном. В техникуме он научился чувствовать «душу» чертежей и по разрезу и размерам представлять себе части машины в разных проекциях. Постепенно это умение «понимать» металл укоренилось, стало свойством его личности. «Техничность» помогла ему и на занятиях.

Труднее было с тактикой. Преподаватель капитан Романов приносил на свои лекции многочисленные цветные схемы, исчерченные замысловатыми стрелами. Сперва Юрию тактика показалась сухой и отвлеченной дисциплиной, но вот Романов начал рассказывать о наиболее интересных действиях и операциях периода Отечественной войны — и тактика тоже стала близкой и наглядной. А сухие формулы воздушного боя стали ясными до осязаемости. Схемы больше не пугали Юрия своим отвлеченным смыслом. В конце концов Юрий давно привык «брать на вооружение» то, что ему преподают. «Это нужно запомнить!» — говорил он себе и запоминал. Много нового узнавал он в училище.

Но в общем все-таки жизнь его была бы неполной, если бы не Валя… Почти с того самого дня, когда он с ней познакомился, она стала для него самым близким человеком. Оба они вдруг почувствовали, что им очень интересно быть вместе и говорить только друг с другом. Говорить о разном, но одинаково важном для каждого из них.

Среди курсантов и знакомых офицеров были ребята, которым очень легко давались победы на «сердечном» фронте. Посмотрит на девушку, пригласит в кино — и она влюбляется в него. А может, иные хвастали, что все так просто и быстро. Но тем не менее Юрий часто даже интересовался, как это у них все так лихо получается? Ему ничего не составляло найти общий язык с товарищами, у него было много друзей, но вот что касалось девчат, то с ними было сложнее. Веселые девицы, которым все равно, с кем проводить время, вызывали у него чувство неприязни — таким не доверишь свою душу. А серьезные казались ему неприступно умными: он не был уверен, что сможет найти с ними общий язык.

Порой ему становилось грустно и одиноко, особенно когда ребята получали увольнительные и отправлялись «на свиданки» к подругам.

Он думал о том, что хорошо бы встретить настоящего друга. Конечно, он не отдавал себе отчета, что имел в виду милую, сердечную девушку. Но почему-то именно о таком личном друге он все чаще и чаще думал в училище. Видно, казарменная жизнь, даже изрядно скрашенная новыми учебными предметами, спортом, общественными делами, походами в кино и книгами, все же оставалась казарменной, а строгая дисциплина — военной дисциплиной: у некоторых особенно «бравых» ребят уже были внеочередные наряды за «самоволку» и строгие наказания за другие провинности. Словом, он был в армии…