Олег Куденко - Орбита жизни

И вот космонавты по одному входят в кабинет, не особенно большой, но достаточно просторный. Напротив стола Юрий сразу заметил портрет Циолковского. У других стен — изображения спутников, ракет и обычная коричневая классная доска с полустертыми иероглифами формул и кривыми графиков.

Главный конструктор крепко жал каждому руку, очень просто называл себя. Когда все уселись, Юрий снова, как тогда, на лекции, стал внимательно рассматривать этого удивительного человека.

Невысокий, с открытым русским лицом, он производил впечатление доброго хозяина, правда, решительного и энергичного. Это был немолодой, немного грузноватый человек, с крупной седеющей головой, гордо посаженной на короткой сильной шее. Лоб действительно был широким и большим, под ним — карие глубокие и задумчивые глаза. Лицо озарено улыбкой, мудрой и человечной, которая бывает в счастливые минуты у людей, много повидавших на своем веку и много переживших.

Видно, у него было хорошее настроение. Да и как не быть такому настроению, когда он снова увидел перед собой первых пассажиров создаваемых им кораблей. И пассажиры эти ему еще больше понравились, чем в первый раз. Молодые, крепкие, симпатичные — они не могли внушать иных чувств. С первых же фраз он задал деловой, но очень сердечный тон всей встрече. Он говорил с ними, как с равными. И это было приятно. И хотя он с видом «непосвященного» человека расспрашивал о ходе тренировок, ребята чувствовали, что Главный отлично знает то, о чем спрашивает, ему лишь хочется «из первоисточника» услышать об их личных ощущениях и оценках. Юрий снова подумал, что Главный — удивительный оратор и может держать в напряжении любую аудиторию.

— Значит, в термокамере тяжеловато, говорите? Потеть приходится. Ничего, ребятки, не поделаешь, надо привыкать, чтобы в полете было легче! Суворов говорил, и вы, наверное, раньше это часто повторяли своим подчиненным: «Тяжело в ученье — легко в бою». А бой с космосом, пожалуй, посерьезнее всех боев, которые вело человечество: еще недостаточно известны силы «противника». Верно? Я могу вам одно сказать: все системы опробованы, работают нормально, очень хорошо работают. Но не исключено, что пилоту какое-то время придется находиться при довольно высокой температуре. Температура на оболочке при входе корабля в верхние слои атмосферы, по расчетам, десять тысяч градусов. Но вы не волнуйтесь: в кабине она все равно будет колебаться в пределах от 15 до 22°.

Юрий знал, что и метеориты и корабли, входя в верхние слои атмосферы, разогреваются, но он не ожидал, что до такой степени. Впрочем, ничего удивительного: ведь метеориты сгорают. «Веселая картинка», — подумал Юрий и невольно улыбнулся.

Конструктор заметил его улыбку, но ничего не сказал. Зато следующий вопрос задал именно ему:

— А как центрифуга, здорово жмет?

— Центрифуга переносится сносно. Ведь мы — летчики. Нам и раньше приходилось испытывать многократные перегрузки, хотя, конечно, не такие сильные и не такие длительные.

— Значит, не страшно? Это хорошо. Тем более, что, по нашим данным, перегрузки тоже будут меньше тех, которые вы уже научились переносить. Самое неприятное — при снижении. Здесь перегрузки будут длительнее. А при выходе на орбиту пропороли атмосферу и все — полный покой, невесомость. Кстати, полеты на невесомость уже были?

— Так точно, — ответил кто-то из товарищей.

Главный это и сам знал. Но он знал и другое: длительная невесомость — это совсем иное дело, чем невесомость в тренировочных полетах.

— Вот как бы она нам какой-нибудь сюрпризик не преподнесла. Ведь невесомость в течение 5—10 минут и то еще не изучена, а вам летать долго. Ну, да это дело медицинское! Вероятно, в первых полетах вам все же с ней придется немного помучиться. Науке нужно дать полную картину, чтобы ученые точно знали, против чего надо бороться. Одним словом, первым будет труднее, а другим уже полегче: там мы что-нибудь такое придумаем против этого нулевого «g».

Ну, что еще вам сказать. Шумновато, конечно, будет до выхода на орбиту. Двигатели мощные. Но шум — это не фактор по сравнению со всем остальным. Верно? Вы же реактивщики, вас шумом не испугаешь! Вообще-то должен сказать, что мы позаботились, чтобы пилот работал в нормальных условиях. Даже повоевали немного с космической медициной. Вернее, она с нами. — Он засмеялся. — У нее подход свой. Им дай то, дай это. А как? Параметры все такие жесткие, что и микрон просунуть некуда. Все же их требования мы учли. Да и ваши еще послушаем. Ведь вы люди техничные.

Несколько голосов одобрительно поддержали Главного конструктора.

— Ну, вот и отлично! Может быть, пойдем, вместе посмотрим корабль? Там и вопросы зададите — на стенде все виднее.

Они вышли из корпуса и вскоре попали в сборочный цех, похожий на просторный ангар, полный света.

Удивительная чистота, сверкающие белизной халаты — все это приятно обрадовало Юрия. Конструктор, словно догадавшись, о чем он думал, сказал:

— Чисто у нас, верно? Иначе нельзя. Требуется абсолютная точность.

Тем временем подошли к участку сборки, где на монтажной тележке лежало огромное белое обтекаемое сооружение, напоминающее гигантский артиллерийский снаряд. Юрий с удивлением подумал: какой же мощной должна быть ракета, чтобы забросить эту металлическую громаду в космос?

Но для Главного конструктора не это было, видимо, важно. Ему хотелось наглядно показать космонавтам, что их работа максимально застрахована от всех неожиданностей.

— Обтекатель корабля покрыт белой краской. Под ней находится мощный слой особой обмазки — тепловая защита, способная выдержать огромную температуру. Я уж не говорю о том, что и сам корпус сделан из специальной сверхжаропрочной стали. Наши металлурги и химики неплохо потрудились. И мы с вами должны им сказать спасибо. Пойдемте сюда!

Главный конструктор пригласил космонавтов к хвостовой части корабля.

— Вот здесь отчетливо видно, как корабль монтируется с ракетой. Система зацепления очень надежна и действует мгновенно. После выхода на орбиту корабль отделяется от последней ступени ракеты-носителя и будет продолжать самостоятельный полет. Вот здесь вы видите сопла тормозной двигательной установки. А вот тут находится приборный отсек. После завершения полета, для снижения массы корабля, он автоматически отделяется. Это, как и вообще все управление, может быть обеспечено командами с Земли, но может осуществляться и самим пилотом при переходе на ручное управление.

— Скажите, это иллюминаторы или просто гнезда для приборов? — спросил один из пилотов.