Олег Куденко - Орбита жизни

Примерно об этом и говорил Юрий на партийном собрании.

В протоколе помечено кратко:

«Гагарин. Гордится, что попал в число первых космонавтов. Заверяет партию, что достойно выполнит ответственное правительственное задание. Присоединяется к коллективам НИИ, КБ и заводов, посвятивших полет XXII съезду КПСС».

За этими скупыми строчками — большое человеческое волнение, огромная гордость за партию и народ, сделавших возможным первый рейс в космос, глубокое уважение к людям, давшим в руки пилота невиданную технику, присяга на верность тому делу, которому он себя посвятил.

В тот же день поздно вечером он приехал с товарищами на Красную площадь попрощаться с Москвой. Юрий медленно шел вдоль торжественно молчаливой Кремлевской стены. Он шел к Мавзолею, и синие ели встречали его шелестом ветвей. Мимо проходили люди. Они тоже казались немного взволнованными и молчаливыми. Никто из них не знал, в какой рейс отправляет его страна. Он должен был в себе носить и сомнения, и гордость, и надежду.

Гагарин всматривается в тоненькую рябину, выросшую у самой стены. Взгляд его падает на черные доски с именами лучших людей страны, революционеров.

У Мавзолея сменяется караул. Четко вышагивают солдаты. Юрий долго стоит у Мавзолея. Вспоминает Маяковского.

Сейчас Юре тяжело расставаться с Москвой, хотя он твердо верит в успех. И все же он не знает, будет ли когда-нибудь вот так же, как в эти минуты, стоять перед Мавзолеем.

А ему так хочется хотя бы еще раз прийти сюда! Юра вновь вспоминает стихи. Это симоновские строки.

Стихи помогают ему одолеть грусть. Он непременно снова прилетит сюда. Непременно! И тогда вновь вспомнит эти стихи.

Над Красной площадью в сумрачном холодном воздухе разносится перезвон курантов. Величественный, спокойный, бодрящий.

Юрий берет под козырек и, повернувшись, решительно идет к автобусу.

В тот день он узнал о примерной дате запуска.

…Ночью выпал снег. Снежные наметы газовой шалью легли на черный асфальт шоссе. Замерли в трепетном ожидании тепла призрачные перелески. Сосны, припорошенные инеем, величаво глядели в синее небо, тронутое отсветом зари. Лес безмолвно звенел мелодией весны, близкой и неотвратимой. Угрюмые краски зимы затаились в синем ельнике, то и дело выбегавшем прямо к загородному шоссе. Зато длинноволосые прозрачные березы уже таили в себе весну. Казалось, набухли соком их стволы, розовые от солнца. Русская природа, словно на прощанье, парадом развернула перед Юрием и его друзьями свои сокровенные краски, свои неповторимые в утреннем весеннем свете пейзажи, свои леса и пригорки, молчаливые, задумчиво-нежные, снежно-чистые… Вереница машин спешит по шоссе.

Но мало кто присматривается к мелькавшим пейзажам. Где-то заяц потревожил еловую лапу, и с нее сполз с густым шуршанием комок сизого зернистого снега, где-то белка шелушит шишку, и на свежий наст падает целый ливень чешуек, где-то рядом дятел деловито стучит по осине. Но это родное, сокровенное, всегда неизменно трогавшее и занимавшее Юрия, сейчас проносится мимо него — он весь во власти отъезда. Дорога знакомая, и нет времени любоваться тем, что всегда ново и необычно, что бесконечно в своем многообразии и пьяняще прекрасно.

— Прогноз на неделю обещают хороший. Солнце нам сопутствует здесь. Будем надеяться, что и там тоже добре, — сказал кто-то, мельком глядя в окно.

— К сожалению, метеорологи погоды не делают. Уж мы бы им заказали погодку…

— А они бы нам поднаработали!..

В шутливых, малозначащих репликах сквозит взволнованность.

На аэродроме их уже ждали. Самолеты загружены. Все тщательно проверено. Никто не опоздал. На космодром летят врачи, кинооператоры, руководители некоторых групп, космонавты.

Байконур встретил прибывших теплом, солнцем, почти летним — безоблачным, иссушенным, сизым — небом.

Конец дня провели в занятиях, беседах со специалистами. Никто из космонавтов еще не знает фамилии кандидата на первый полет. Только ориентировочно известна дата.

Важнейшим событием следующего дня было расширенное техническое совещание, которое проводил Главный конструктор космических кораблей. На этом совещании присутствовали все конструкторы, специалисты по двигателям и топливу, по связи и управлению, по многочисленным системам, обеспечивающим полет. За каждым из этих людей — многотысячные коллективы ученых, инженеров, рабочих. Прямо с самолета приехал на совещание председатель Государственной комиссии по запуску космического корабля «Восток» с человеком на борту.

После обстоятельных деловых докладов и всестороннего их обсуждения было окончательно согласовано полетное задание космонавту на одновитковый полет. Этот небывалый, первый в истории человечества документ подписали Главный конструктор, Теоретик космонавтики и генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза Николай Петрович Каманин.

Николай Петрович за свою многолетнюю службу в в авиации подписал массу полетных заданий. Порою приходилось подписывать и такие, когда было мало шансов на благополучное возвращение экипажа из рейса. Но сейчас бывалый летчик невольно волновался: первое полетное задание командиру космического корабля!

Космонавты тем временем продолжали тренировки, занятия спортом, детальную отработку всего полета — от старта до приземления.

Седьмого апреля стало известно, что через 20 дней американцы планируют баллистический прыжок человека в космос. Их, как видно, не останавливает неудача, случившаяся в конце марта, когда капсула «Меркурий» не отделилась от ракеты-носителя и затонула в океане. «Что ж, пускай торопятся: погоня за сенсацией до добра не доводит», — подумал Юрий, узнав об этой новости.

Утром 8 апреля состоялось заседание Государственной комиссии. В числе многих других докладов комиссия заслушала и сообщение генерала Каманина о кандидатах на первый полет. Николай Петрович от имени командования ВВС назвал кандидатом Юрия Гагарина, а его дублером — Германа Титова. Комиссия единодушно согласилась с этим предложением.

Гагарин и Титов, еще не зная, что выбор пал на них, обживали корабль: вместе с инженерами проверяли исправность систем, прохождение команд и работу автоматов, вели радиопереговоры.