Чель Болюнд - Неизвестная Астрид Линдгрен: редактор, издатель, руководитель [litres]

Астрид Линдгрен неоднократно получала подобные письма, но тем не менее испытала колоссальное облегчение, когда в мае 1970 года вышла на пенсию:

«Больше мне не придется лишать надежды или вселять сомнения в человека, говоря ему: “Нет, ваша рукопись никуда не годится”. Больше никогда! Вы не представляете, как утешительна эта мысль!» [ lxi]

Хорошие книги выходили и до 1945 года. Но в тот год случилось нечто из рамок вон выходящее. Выпуск новых детских книг совпал с изменениями, происходившими в обществе. Повысилось качество книг, выросли тиражи. То, что раньше было на рынке второстепенным, теперь заняло особое место. Изменения произошли в разных странах, но прежде всего в Дании и Швеции. А началось все с Rabén & Sjögren.

Став редактором, Линдгрен получила платформу, где могла освободить детскую и юношескую литературу от устаревших правил и ограничений. Она неохотно говорила о своей власти, но именно эта власть позволила провести изменения в жизнь. Она стала прагматичным, целеустремленным и упорным издателем. Бунт закончился после выхода «Пеппи Длинныйчулок», с этого момента начались реформы, которые Астрид шаг за шагом продвигала, меняя представления о том, как должна выглядеть детская книга. Она смогла совместить это с получением коммерческой выгоды, что удается не многим.

Анализируя каталоги издательства того времени, можно проследить, как Астрид стремилась к свободе. Она избегала красивых слов, это было не в ее духе. Это была не свобода в традиционном политическом понимании слова, это была свобода в ее понимании. Пали оковы с писателей, художников, фотографов, детей стали воспринимать как полноценных и важных читателей. Она решительно, но осторожно разрушила стены, в которые была заключена детская и юношеская литература. И после нее никому не удалось возвести их заново.

Астрид Линдгрен неоднократно выступала против трендов в литературе, и сама жила и работала согласно этому. Rabén & Sjögren действовало с монументальным размахом, оно словно бы развернуло широкий веер над книжным рынком. Для Астрид Линдгрен не было никаких идеологических ограничений. В каталоге Rabén & Sjögren находилось место книгам серьезным и развлекательным, реалистическим и фантастическим, сказкам и нон-фикшн. Общим знаменателем в этом многообразии было стремление создать пространство для радости от творчества и чтения, для важных и серьезных вопросов в детской литературе.

И главное – никакой скуки. Астрид часто повторяла, что дети более строгие критики, чем газетные рецензенты. Если книга скучна, она перестают ее читать. Астрид хотела, чтобы все дети испытали радость от магии чтения.

Изменения не прошли безболезненно. То и дело Астрид натыкалась на сопротивление, ей перечил проникнутый благими намерениями хор критиков, читателей и библиотекарей, стремившихся защитить детей от тлетворного влияния новых веяний. Она прислушивалась к ним, но не позволяла помешать своим начинаниям. Ее авторитет был выше авторитета других издателей, и она эффективно боролась с устоявшимися нормами и консерватизмом. Она чувствовала нерв времени, и читатели шаг за шагом шли за ней следом. У нее всегда были подтверждения, что она движется в правильном направлении.

Исследователь, сидящий в архиве и листающий каталоги Rabén & Sjögren 50-х годов, рискует разочароваться. При первом приближении этот каталог выглядит вполне традиционно. Можно подумать, что все эти книги с таким же успехом могли выйти в другом, конкурирующем, издательстве. Самые смелые и новые мелькают в длинных списках скучной традиционной литературы.

За несколько лет работы Астрид Линдгрен усвоила законы книжного рынка. На некоммерческие книги государственной поддержки не выделялось, издательство должно было решать проблему самостоятельно. И это делала Астрид. Она следила, чтобы было достаточно денег для рискованных предприятий вроде публикации сложных книг неизвестных на тот момент авторов. А это означало, что наравне с новыми смелыми проектами надо в большом объеме выпускать и коммерческую литературу.

Уникальность Rabén & Sjögren заключалась не в количестве книг. Стоит приглядеться получше, и можно увидеть в каталогах издания, разрывающие шаблоны и прокладывающие дорогу литературе новой формации.

В 1949 году с выходом в свет романа «Черное пятно» Харри Кульман внес новую ноту в шведскую литературу для детей. До него никто не писал в реалистической манере о классовых и социальных проблемах, о насилии и криминальной жизни. Кульман вырос в рабочей среде, он был родом из Мальмё, затем переехал в Стокгольм и жил в Сёдермальме, так что сам видел все, о чем писал:

«Так называемые сёдермальмские волнения 1948 года [36] побудили меня оставить книги об идиллиях и романтических приключениях. Достаточно было кинуть беглый взгляд в окно квартиры на улице Осёгатан, чтобы увидеть кричащих и бранящихся 13–14-летних подростков, скрывавшихся от чертовых полицейских» [ lxii].

Главные герои «Черного пятна» – трое подростков из стокгольмского Сёдера. Действие разворачивается в считаные дни в мае. Подростков преследует полиция – за кражу автомобиля. Они прячутся на безлюдной вилле, где бесчинствуют и занимаются грабежом.

После очередной кражи автомобиля герои расстаются, и появляется три параллельных сюжета. Даниэлю удается скрыться и среди ночи наняться рабочим на судно, глава банды Стётен пойман полицией, а Барбру добровольно идет в участок и сдается, чтобы наконец распутать этот сложный клубок.

Реакция критиков была неоднозначной. Многие из них решили, что книге не хватает ясной и четкой морали. Наиболее известные – Грета Булин и Эва фон Цвайгбергк – утверждали, что автор недостаточно дистанцировался от насилия и криминального мира.

Но самый негативный отклик книга получила у библиотекарей. Руководители стокгольмской Государственной библиотеки не стали закупать книгу для своего фонда. Астрид Линдгрен в дебатах не участвовала, но была всем сердцем на стороне Кульмана, продолжившего писать в реалистическом ключе о жизни Стокгольма в 30–40-х годах. На свет появились книги «Пустой город», «Война дворов», «Бунт краснокожих», «Узники с Улицы бедняков», «Боевой конь».

Независимо от того, где и когда происходило действие этих книг, в фокусе всегда находились острый конфликт и проблема насилия. Поскольку Кульман был не понаслышке знаком с социальной несправедливостью и классовым неравенством, он стал политизированным писателем, но ни в коем случае не пропагандистом. Он не давал готовых ответов на поставленные в книге вопросы. Вопросы эти касались выбора между реформизмом и революцией, социал-демократией и коммунизмом и отношения к насилию. Персонажи получали разные и очень личные ответы.