Максим Баженов - Мой учитель Филби

Похоже, что многие обитатели дома на Вестборн-Террас были со странностями. Как-то в один из первых дней прекрасным солнечным утром я распахнул окно спальни, выходящей в маленький двор-колодец.

В этот самый момент откуда-то сверху, обильно обрызгав меня, пронесся поток мочи. Кто-то с верхних этажей выплеснул содержимое ночного горшка. Выругавшись и переодевшись, я снова подошел к окну и увидел в нем задницу полицейского, забиравшегося по пожарной лестнице наверх.

Позже я узнал, что в полицию моментально сигнализировали соседи, тоже, видимо, пострадавшие от злополучного горшка. Выяснилось, что на последнем этаже обитал выживший из ума дед, практически лежачий больной, который, видимо, путал окно с унитазом.

Странным был и сморщенный старик-поляк, занимавший квартиру этажом ниже. Бывший воин Армии Крайовой, сражавшейся с фашизмом на стороне западных союзников, осел в Лондоне и доживал свой век в полном одиночестве. Он бывал несказанно рад возможности побеседовать с любым человеком, тем более с русским, интересующимся историей русским. Я узнал от него массу интересных, ранее не известных мне фактов о войне. Мы часами просиживали в его неуютной, затхлой берлоге. Он говорил по-польски, а я по-русски.

Странное дело, мы отлично понимали друг друга.

Еще ниже жила известная писательница Джермейн Грейер, одна из самых ярких представительниц феминистского движения Великобритании. Крупная, неопрятная женщина с седеющими, никогда не крашенными волосами, хотя в то время ей было всего-то лет сорок пять.

Иногда у нас с ней завязывались споры о роли мужчин и женщин, и Джермейн, в частности, рьяно отстаивала право слабого пола на курение.

– Мои легкие ничем не хуже мужских, так почему же вам можно, а мне нет?! – с пафосом вопрошала она.

В другой раз я услышал от нее:

– Почему я должна поступаться своим естеством и брить подмышки?

Только ради того, чтобы доставить удовольствие мужчинам? Не дождутся!

Не знаю, как другие, но я не стал дожидаться и после этой фразы старался избегать ее общества.

Этажом выше пашей квартиры располагалась, вероятно, самая приятная соседка, благообразная старая дама миссис Йохансен, которая до ухода на пенсию долго работала директрисой одной из престижных частных школ для девочек. Благодаря чаепитиям с ней мы узнали если не все, то очень и очень многое об английской системе образования. Как-то раз в пылу полемики я заметил, что не считаю социально справедливой систему частных школ. Ведь платить за обучение в них могут только богатеи.

Миссис Йохансен моментально парировала:

– Не могу согласиться с вами, Максим. В моей школе было немало выходцев из малообеспеченных семей. Дело, мой дорогой, не столько в деньгах, сколько в ценностях и приоритетах. Если отец и мать всерьез настроены на то, что дети должны получить солидное образование и таким образом добиться лучшей по сравнению с родителями жизни, то в подавляющем большинстве английских семей найдутся деньги на хорошую школу. Можно, например, и кредит взять. А вот если на первом месте идут развлечения родителей, ежедневные посиделки в пабе, выезды на курорт и покупка всяких там видеомагнитофонов, то, конечно, не до хорошей школы.

Впоследствии я неоднократно имел возможность убедиться в том, что в общем и целом миссис Йохансен была права.

На первом этаже под нами жил еще один любопытный персонаж, молодой, лет тридцать с хвостиком, щеголь и мачо по имени Мартин, обладатель шикарного красного спортивного «Порше».

Наше знакомство состоялось у дверей его квартиры, когда он, возвращаясь с элитной рыбалки, протянул нам огромного судака и заявил:

– Берите и ешьте. А то ведь я один и готовить как следует не умею.

Жена тут же пригласила его на ужин.

Вечером он отведал рыбину, приготовленную моей супругой, и многозначительно шепнул мне на ухо:

– Смотри, не потеряй такого превосходного повара.

После этого Мартин развалился в кресле с сигарой и бренди и первым делом сообщил нам, что он не абы кто, а настоящий рыцарь Мальтийского ордена. Правда, не стал разъяснять, за какие заслуги удостоился такой чести, но по всему было понятно, что звание приобретено за мзду, причем немалую.

Мартин являл собой великолепный образец прожигающего жизнь шалопая, на которого свалилось крупное состояние почивших родителей или других родственников. Из образования за плечами престижная частная школа и больше ничего. Профессиональный опыт? Где-то когда-то что-то делал, но так и не преуспел. При этом полный очаровашка, изо всех сил пыжившийся казаться умным и образованным.

Узнав, что я интересуюсь историей, он ввернул в беседу несколько известных ему банальностей и в ходе дальнейшего разговора несколько раз повторил:

– Макс, мы с тобой как историки…

Словом, общаться с Мартином Мальтийским, как мы его называли между собой, было забавно, но никак не более того, ибо он был выдающейся пустышкой. В дальнейшем мне не раз приходилось сталкиваться с этим типажом лощеного и напыщенного, но пустого англичанина. В отличие от большинства русских соотечественников, для которых столкновение с подобным джентльменом является чуть ли не культурным шоком, я благодаря мальтийскому другу быстро раскусывал их внутреннюю суть и не тратил на них много времени.

Когда подошел к концу второй гол проживания на Вестборн-Террас, хозяева квартиры Джон и Элизабет Редферны в качестве прощального приема пригласили нашу семью в женский колледж под Лондоном, где они постоянно жили, а Джон работал принципалом. Колледж этот располагался совсем рядом с местечком Гринэм-коммон, в то время известным не только в Англии, но и по всему миру. Там располагался лагерь британских активисток, боровшихся против размещения как раз в Гринэм-коммон американских крылатых ракет, нового поколения ядерного оружия среднего радиуса действия, нацеленного, естественно, на СССР.

Советская пропаганда чуть ли не каждый день выступала в поддержку героических англичанок, отважно борющихся против ядерной угрозы. На самом деле костяк этих героинь составляли весьма неопрятные феминистки и лесбиянки.

Британские власти очень болезненно относились к активности журналистов, тем более из социалистических стран, в районе будущего американского ракетного плацдарма. Ведь по соседству с Гринэм-коммон находился абсолютно засекреченный главный британский центр ядерных исследований.

Нам, всем без исключения советским представителям, при выезде за пределы Лондона необходимо было заранее подать в Форин-офис – читай в контрразведку МИ-5 – так называемую нотификацию, то есть прошение о разрешении путешествия с указанием цели поездки, точного маршрута, мест остановок. Прочитав мое прошение о поездке в Гринэм-коммон для участия в каком-то невинном празднике, проводимом в соседнем девичьем колледже, контрразведчики, естественно, уже напряглись.