Лара Прескотт - Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго»

– Я надеюсь, что вы получаете удовольствие от этого вечера? – спросил он.

– Замечательный вечер. Просто чудесный.

– Невыносимо замечательный, – он сделал шаг назад, как делает ценитель прекрасного, желающий под другим углом рассмотреть произведение искусства.

– Мы еще не знакомы?

– Пока еще вселенная не соизволила познакомить нас.

– О, да. В таком случае я счастлив, что вселенная решила исправить эту досадную ошибку, – сказав это, он поцеловал мою руку.

– Так, значит, вы и есть виновник выхода этой книги в свет?

Он приложил руку к тому месту на груди, где находится сердце.

– Винюсь и каюсь.

– И автор никак не мог повлиять на то, что происходило с романом?

– Нет, такой возможности у него не было.

Я не успела спросить его о том, находится ли Пастернак в опасности, как появилась его жена – темноволосая красотка в платье без рукавов из черного бархата и с ожерельем на шее. Сеньора Фельтринелли твердо взяла мужа за руку и увела обратно в зал. Она один раз обернулась и посмотрела на меня, чтобы удостовериться в том, что я поняла, что к ее мужу близко подходить не стоит.

Мероприятие постепенно сворачивалось. Официанты в красных куртках начали убирать горы недоеденных мидий, карпаччо из говядины, кростини с креветками, а также валяющиеся по всему залу пустые бутылки из-под просекко. Как только сеньора Фельтринелли уехала на лимузине, издатель громко предложил оставшимся гостям составить ему компанию в Bar Basso. Окруженный камарильей прихлебателей, он уже двигался к выходу, когда неожиданно повернулся ко мне и произнес: «Я надеюсь, что увижу вас там» – и продолжил свой путь, не дожидаясь моего ответа, потому что знал, каким он будет.

Около входа в гостиницу гостей ждал серебряный Citroën и несколько черных Fiat. Спустя несколько минут после отъезда жены появилась молодая блондинка, которая вместе с Фельтринелли села в Alfa Romeo. Издатель рванул с места, его гости в серебряном Citroën и Fiat застряли из-за группы людей на скутерах Vespa, бывших, скорее всего, туристами, судя по тому, что они ехали медленно и уверенно, вместо того чтобы лавировать в потоке машин, как местные жители.

Прибыв в Bar Basso, гости громко выкрикивали заказы напитков барменам в белых куртках. Я встала у зеркальной стены и искала глазами Фельтринелли. Рядом проходил невысокого роста мужчина с развязанной бабочкой, красными от вина губами и с большим коктейлем в руке. Я видела его на вечеринке, он был одним из фотографов.

– Хотите выпить? – спросил он. – Возьмите мой коктейль!

Я даже не шевельнула рукой.

– А где Фельтринелли? – спросила я фотографа.

– Я думаю, что уже в кровати.

– Мне казалось, что он должен быть здесь.

– Как там у вас, американцев, принято говорить – планы… переменились.

– Изменились?

– Да, точно! Я думаю, он решил устроить более приватный праздник.

С этими словами фотограф положил руку на мою талию, после чего стал медленно и неуклонно опускать ладонь ниже. Меня слегка передернуло, я убрала его ладонь и вышла из бара.

Положив взятую на презентации книгу в сейф в номере гостиницы, я снова вышла на улицу.

Мне так и не удалось получить от Фельтринелли какую-либо информацию о Пастернаке.

У меня складывалось ощущение того, что издатель стремился вести себя так, чтобы у писателя не возникло лишних проблем. Неужели Пастернак находится в большей опасности, чем можно было бы предположить? Издатель умчался с блондинкой, которая была по меньшей мере лет на пятнадцать моложе меня, и я с грустью вспомнила о том, сколько мне лет. Если бы мне было столько же лет, как и той блондинке, я сама бы укатила с Фельтринелли и выведала бы у него все, что меня интересует.

Мимо меня проезжали такси, но я решила пройтись. Мне хотелось подышать свежим воздухом. Потом я поняла, что проголодалась. Я остановилась около тележки с мороженым, запряженной маленьким мулом. Продававший мороженое подросток сказал, что мула зовут Висенте Великолепный. Я рассмеялась, и парень тут же сделал мне комплимент, сказав, что мой смех так же прекрасен, как мое красное платье и рыжие волосы. Я поблагодарила его, и он дал мне лимонное мороженое со словами: «Offerto dalla casa» [15] «За счет заведения» ( итал .). .

Бесплатное мороженое помогло на время забыть о том, что на данный момент моя миссия была еще не до конца успешной. Правда, я тут же начала размышлять о том, не слишком ли я стара для работы, которую выполняю. Раньше все было гораздо легче. Сейчас моя кожа начинала светиться только после нанесения на нее дорогих кремов, рекламные слоганы которых обещали больше, чем могли сделать на самом деле, а волосы блестели только потому, что я смазывала их экзотическими маслами, приобретенными в Париже. А когда я ложилась спать без бюстгальтера, моя грудь сваливалась в сторону подмышек.

Мальчики и мужчины стали обращать на меня внимание сразу после того, как мне исполнилось тринадцать лет. Моя подростковая анонимность исчезла в течение всего одного лета. Первой изменения моего тела заметила моя мать. Однажды, когда она увидела, что я рассматриваю свою фигуру в профиль в отражении в витрине, мама сказала, что у красивой женщины должно быть в запасе что-то на то время, когда ее красота увянет.

– Красота неизбежно исчезает, – сказала мать.

Неужели у меня нет ничего, что могло бы мне помочь в жизни, когда моя красота исчезнет? Сколько времени у меня осталось до тех пор, пока жизнь не заставит меня всерьез об этом задуматься?

В отличие от Фельтринелли, мои амбиции не объяснялись стремлением быть или стать богатой.

Мои амбиции основывались на ложном представлении о том, что я – человек совершенно уникальный и исключительный, на вере в то, что весь мир мне что-то должен, уже хотя бы потому, что я выросла в бедной семье. Быть может, все мы так думаем, но большинство избавляется от этого заблуждения еще в подростковом возрасте, но я так и не смогла. Вера в то, что я – особенная, создавала, по крайней мере на некоторое время, ощущение того, что я могу все. Проблема такого психологического настроя заключается в том, что он требует постоянного подтверждения и положительной оценки со стороны окружающих, а если эти факторы отсутствуют, то самоуверенность исчезает, как будто ее и не было.

И когда теряешь уверенность в себе, то начинаешь собирать плоды, висящие на самых низких ветках, лишь бы снова почувствовать себя сильной и желанной.

Но уверенность в себе, которую способны обеспечить такие «пирровы победы», подобна алкогольному опьянению – вроде бы энергии достаточно для того, чтобы продолжать танцевать, но весь следующий день можно вычеркнуть из календаря по причине сильного похмелья.