Евгений Карпов - Повести. Рассказы

Зажег на ощупь настольную лампу, прикрыл полотенцем зеленый абажур и стал писать письмо матери.

Округлыми аккуратными буквами, в почтительных словах писал ей о своих сомнениях, о желании работать на большой стройке, на умных и сильных машинах. А закончил письмо так:

«Должно быть, плохо тебе, мама: Виктор уехал учиться, я не еду домой. Если можешь, не сердись на нас, а главное — не тоскуй. Потерпи еще немного, и заживем мы с тобой на славу. А пока мне надо немного поездить по земле, мир повидать, ума-разума набраться — ведь ты меня сама учила этому.

Начну работать и денег тебе буду присылать, сколько смогу. Виктору тоже помогать буду, так что ты не беспокойся.

Крепко я тебя обнимаю и целую.

Только ты не сердись на меня, мне ведь и без того придется держать ответ перед комсомольским комитетом, придется оправдываться на собрании. Может, удастся оправдаться, а может, и нет. Комсомольцы — народ строгий».

Не пришлось Георгию оправдываться, хотя секретарь комитета комсомола строительства был настроен серьезно, намеревался внести предложение об исключении Бормотова из комсомола за «преступно грубое нарушение трудовой дисциплины».

Могло так статься, что и исключили бы его, в те давние годы в комсомоле дисциплина оставалась такой же твердой, как и в военное время. Но когда бюро комсомольской организации собралось обсуждать поступок Бормотова, когда Георгий сидел на передней скамье, убитый горем, не способный даже двух слов произнести в свою защиту, а секретарь комитета громыхал кулаком по столу, грозил крепкими словами, тут вошел Юрий Павлович Браун. Послушал он секретаря, членов бюро, а потом попросил слова:

— По форме — виноват Георгий Бормотов, раз не подчинился директору техникума, ослушался комитет комсомола и принял другое решение. Но сделал он это не по своей воле. Это я просил его поехать на Плавстрой.

— Не понятно, товарищ главный инженер, объясните, какое вы имели право отменять распоряжение?..

Браун поднял руку:

— Я знал товарища Бормотова студентом индустриального техникума, когда преподавал там. Это настоящий комсомолец. Работать умеет так, что каждый из нас может ему позавидовать. И умеет, и любит. Но самое основное — он талантливый механик. Прирожденный. Ну и… взял я на себя смелость, послал Серафима Бойко звать Бормотова к нам на стройку. Подумал я, в нынешних МТС Георгий может закиснуть, может потеряться его одаренность, талант, так необходимый нам всем, нашему общему делу…

— Это не порядок!

— Подумаешь — талант!

— Пусть работает там, куда направили!

— Если каждый станет отменять решения…

— Я — не каждый! — загремел вдруг Юрий Павлович. — Я коммунист. Я главный инженер экскаваторной станции!

Притихли немного комсомольцы, в ожидании посматривали на секретаря комитета. Возможно, погорячились они?

Юрий Павлович продолжал:

— Чего вы раскричались? Сначала надо разобраться во всем спокойно, по-хозяйски, вникнуть в суть дела, а уж потом речи держать, руками размахивать. Бормотова в Тихорецкой ждет отличная должность. Начальником его туда назначили. Ему доверили возглавить большой коллектив механизаторов. Колхоз выделил ему кулацкий дом как редкому специалисту, хоромину целую с пуховиками, пружинными койками. А у нас — землянки, в которых зимой холодно, а летом жарко. Неуютно, пыль и встречаются, извините, блохи. Не возмущайтесь, не машите руками — встречаются, потому что наш санитарный сектор плохо работает… Теперь немного о таланте. Я слышал, как вы кричали презрительные слова и носы свои брезгливо морщили. Никак не могу понять такое ваше отношение. Из-за Бормотова или из-за превратного понимания сущности таланта. Ведь талант — это дар природы, и он принадлежит не столько одному человеку, сколько всему обществу, которое и должно его беречь как собственное достояние, должно использовать его с полной нагрузкой для своей, общественной пользы. И еще. Талант — это не только, а, возможно, и не столько способность остро мыслить, бросать, так сказать, идеи, а прежде всего — способность работать. Самозабвенно, самоотреченно… Я подумал, в МТС способности Георгия не смогут быстро, как надо, проявиться, а у нас на машине, экскаваторе, смогут! Пройдет он здесь отличную школу до того, как станет механиком, грамотным, настоящим специалистом… Если же Георгий не проявит себя у нас, не покажет себя мастером, тогда и наказывайте его за это. Но сначала накажите меня, а заодно, наверно, и всю бригаду Юрченко. Это она просила меня пригласить к ним Бормотова, это Бойко ездил за ним в Краснодар.

…Если забежать вперед, можно сказать много добрых слов о Брауне Юрии Павловиче, и как о педагоге, и как о руководителе. Не так давно он ушел на пенсию с поста начальника Главкраснодаррисстроя. Он умел видеть в людях доброе, разгадывая их способности, направлять по верному пути.

Особенно ценно такое качество руководителя было в то время, когда все только начиналось — у наших гидромелиораторов тогда не было такой могучей техники, как сейчас, не было опыта в проектировании сооружений и ведении работ. В те времена очень многое держалось на инициативе строителей, на их выдумке, великой вере в дело, которое им поручили.

В просторном шалаше, крытом свежескошенным камышом, бригадная кухарка собирала ужин на стол, сбитый гвоздями из плохо оструганных досок.

Поставила она два добрых глечика топленого молока, жбан холодного вина, ведерный чугун молодой тушенной с мясом картошки. Нарезала ломтями гору белого хлеба, испеченного ею в печи, которую сложил на таборе бригадир Иван Ефимович. Принесла из погреба миску малосольных огурцов.

Получилась целая гора еды.

Отошла в сторонку Маруся, посмотрела на стол: все съедят ее хлопцы, потом еще и добавки просить будут. Да и чего же им не есть-то? Молодые, здоровые, работают крепко, да на ветру, да над самой Кубанью.

Одиннадцать мужиков, одиннадцать работников. Пусть едят на здоровье. Лишь бы довольны были да веселы.

Любила Маруся своих хлопцев — один другого краше. В каждого влюбиться можно, а влюбилась в одного — в рыженького Костю, помощника машиниста.

Вышла она из шалаша, поднялась на курганчик и позвала ребят, купавшихся в реке, на ужин. Помахала и в сторону экскаватора, работавшего поодаль, мол, глуши мотор, пора вечерять.

Сегодня в их большую семью пришел новый человек, молодой машинист Бормотов. Назвался он Георгием, а ребята стали звать его Жорой.

— Жора так Жора, — ответил парень, — хоть горшком называй, только в печь не сажай.

Марусе понравился Жора — парень рослый, обходительный, застенчивый. Это хорошо, думала она, что застенчивый, от таких девчата сами не уходят, жены у таких несчастными не бывают.