Евгений Карпов - Повести. Рассказы

Рано утречком, еще заря не проснется, строители уже на ногах. Умоются холодной водой и идут, поеживаясь от утренней прохлады, от сна, который еще не отлетел окончательно, в вагончик-столовую завтракать. Да и не только завтракать, а просто поздороваться с товарищами, улыбнуться им и согреть их улыбкой, посидеть вместе накоротке, побалагурить о душевных делах, поговорить о работе и, кто знает, возможно, перекинуться несколькими словами о «синей птице». Не прямо, конечно, а обиняками.

Потом сядут в автобусы, в тряские самодельные фургоны и — в степь, в степь. К своим машинам, которые чутко дремали на трассе всю ночь в одиночестве.

Разъедутся, разойдутся строители по широким балкам, по Ингеровским крутогорьям и будут рыть землю, возить, укладывать в насыпи и дамбы, будут преображать полынные степи, крутые овраги, бесплодные пески. Они пробьют под крутогорьями тоннели, проложат каналы, построят водохранилища — дадут здешним суровым местам новую красоту. Они знают, человек, обогащая землю, обогащает прежде всего самого себя, украшая ее, он, украшает и себя.

Сегодня вечером, когда сядет солнце, механизаторы вернутся в вагончики. После ужина молодежь уйдет в город в кино, на свидания. Ну, а тем, кто постарше, кто отгулял свое, хватит и телевизора. Поиграют в шахматы, в домино, почитают книги и — спать.

Пройдет пять рабочих дней, и опустеет на выходные передвижной городок, разъедутся строители по домам, уедут к семьям. Будут стыть вагончики, ожидая возвращения своих хозяев. Будут ждать их разговоров, взглядов, а дверные ручки — тепла рабочих рук, узенькие бетонные дорожки — твердых рабочих шагов, рукомойники — веселого фырканья парней. Вот же земля после темной ночи ждет прикосновения первых солнечных лучей…

Мы приехали в этот поселочек поздно вечером.

За день устали и намерзлись, хотелось скорее забраться под теплое одеяло и поспать. Но прежде, чем спать, надо было хоть немного перекусить, поэтому пошли в вагончик-столовую.

Поужинали сардельками, выпили, обжигаясь, горячий чай, и сон меня окончательно разморил. Шли по бетонным дорожкам, и они казались нескончаемо длинными, а вагончик, в котором определил нам ночлег комендант, очень далеким — так я устал, так хотелось спать. Да и Георгий Федорович, похоже, не меньше моего хотел поскорее добраться до подушки.

Разместились в одном вагончике, но в разных комнатах. Точнее — в разных купе.

Уже давно вернулись ребята из кинотеатра, отзвонили по радио московские куранты, а Георгий Федорович все разговаривал тихонько, почти шепотом, с начальником участка, со старшим прорабом, с экономистом.

Разговаривали они, и мне расхотелось спать — отошел сон, ушла усталость…

«Совсем мало осталось времени, вот и тороплюсь ухватить побольше». Кажется, так говорил Бормотов? «Тороплюсь ухватить побольше». Вот и сейчас он — торопится. Видно, это и вспугнуло сон, который одолевал его еще в столовой, отогнало усталость.

Они говорили о двухмиллионнотонной насыпи. Советовались, какие экипажи сосредоточить там. Кто надежнее, кто посильнее из механизаторов. Не хватало скреперистов на самоходки да и бульдозеристов тоже. А если пришли бы молодые экскаваторщики из училища, было бы просто чудесно. Молодежь — всегда здорово. Беспокойно, трудно с ними, но без молодых, без их задора и занозистости никуда не денешься. Ведь эти ребята идут следом за старой трудовой гвардией, они завтра станут начальниками колонн, начальниками главков, министрами, поэтому-то и хочется Бормотову посмотреть им в глаза, как в завтрашний день. А может быть, не только и не столько посмотреть в глаза, ощутить их силу, но и погреться у их огонька, подбодрить себя молодостью и сказать ребятам слова, которые готовил, возможно, всю жизнь.

В колонну приходит много писем с предложением услуг, с просьбой взять на стройку. Пишут из сел, из городов. Хочется молодым поработать на сооружении Большого Ставропольского канала. Вот и не спят руководители: надо подумать, кого пригласить, куда поставить, где определить ему жилье и какое. Есть ли у того парня жена, дети? Как с ними быть, как их судьбу сложить?

Именно — как сложить судьбу. Кажется, какое дело начальнику колонны, прорабу, экономисту до того? У них свои задачи — строить в намеченные сроки Большой Ставропольский, выполнять государственный план. Но разве могут прорабы, руководители производства не думать о школах и детских садах для детей рабочих, о клубах и столовых для самих рабочих? Обязаны думать.

Думали.

Советовались.

Решали.

Впереди зима. Первые морозы уже прихватили землю. Уже легко, запросто не возьмешь ее ковшом, не поработаешь в свое удовольствие бульдозером.

В давние годы просто прекращали на зиму работы, отпускали механизаторов в долгие отпуска без сохранения содержания или переводили на ремонт техники или на какие-нибудь вспомогательные работы. Сейчас это — история, вот и думали инженеры, где им придется взрывать грунт, где его можно взять с помощью клин-бабы, а где — просто с помощью рыхлителя. Зима-матушка все проверит, все дырки отыщет, заберется в них и такого наворочает, что потом долго придется кряхтеть строителям, ставить заплаты. И уж, конечно, лучше не допускать этих самых прорех, еще и еще, раз проверить готовность к встрече с морозами.

Докладывали инженеры начальнику колонны об этих делах, советовались с ним. Говорили негромко, голоса у них словно бы одинаковые — не различишь, кто из них начальник, кто подчиненный. Не понять, то ли приказывает Георгий Федорович, то ли просит, то ли советуется. Инженеры просто беседовали со своим начальником.

И еще мне показалось, им было по-домашнему уютно. Даже не по-домашнему, а по-мужски, по-солдатски им было уютно и покойно.

Мне вспомнились блиндажи и окопы под Сталинградом, над Доном, вспомнились тихие ночи перед утренними зорями. Зорями, с которыми просыпались солдаты для грядущего боя. Вспомнились мои боевые товарищи. Были утренние боевые зори Сталинграда, чтобы пришла сегодняшняя мирная тихая ночь, завтрашняя заря, с которой сегодняшние парни уйдут в степь и будут будоражить ее гулом и грохотом мирного труда.

Седые, усталые люди редко засыпают с улыбкой, редко им это удается — я в ту ночь засыпал, улыбаясь людям, с которыми ночевал в одном вагончике, с которыми уходил в дальнюю дорогу…

Утро выдалось морозное, туманное и ветреное.

Странно: туман и ветер, туман и мороз.

Когда мы с Бормотовым шли из столовой, нам встретился парень в телогрейке и модной кепочке, отчаянно сидевшей на макушке его кудлатой головы.

Поздоровался он с нами, а потом пожаловался:

— Никак не заведем экскаватор. Ну, тот, с капитального. Два дня как закончили ремонт и не можем завести. Пускач барахлит. Посмотрели бы вы, Георгий Федорович. Два дня морочимся и — ничего!