Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Неудивительно, что такой человек понадобился Сталину, чтобы уделить больше внимания сельскому хозяйству, «потому что для Советского Союза сельское хозяйство Украины имеет огромное значение» [53] Эта и следующие цитаты взяты из книги Khrushchev. Memoirs: Vol. 1. P. 162–163, 136, 63–64. . Мог ли дед не знать, для чего Сталин командирует его в Киев? Как и многие, он тогда не верил в голод, приписывал слухи о нём западной пропаганде [54] Ibid. Р. 136. . Но даже он не мог скрыть своё изумление от того, с какой скоростью голод охватил Украину в начале 1930-х: « Я же просто не представлял себе, как может быть в 1932 году голодно на Украине. Когда я уезжал в 1929 году, Украина находилась в приличном состоянии по обеспеченности продуктами питания… И вдруг — голод!»

Впрочем, Хрущёв в то время стойко придерживался большевистской линии: коммунисты не убивают крестьян, они им помогают. Неважно, что люди исчезали и умирали от голода и тяжкого труда, его самообман был для него реальнее истины. «Я в то время, — вспоминал дед, — смотрел на вещи идеалистически: если человек с партийным билетом и настоящий коммунист, то это мой брат и даже больше, чем брат. Я считал, что всех нас связывают невидимые нити идейной борьбы, идей строительства коммунизма, нечто возвышенное и святое».

Поэтому он активно взялся за дело, чтобы конкретными результатами подтвердить сталинские патриотические заявления о том, что Советский Союз рождает своих героев труда [55] В 1935 году, в разгар голода, Сталин выступил со своей знаменитой «стахановской» речью. Алексей Стаханов, русский шахтёр, который в августе того же года добыл, как было заявлено, 102 тонны угля за пять часов работы — в 14 раз больше нормы — дал старт движению, призванному подтвердить экономическое превосходство советского строя над капитализмом. «Основой стахановского движения послужило прежде всего коренное улучшение материального положения рабочих, — провозгласил Сталин. — Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Отсюда герои и героини труда». — Сталин И. В. Собр. соч. Т. 14. С. 84. Украина тогда отставала по производственным показателям, и Хрущёв, сам шахтёр в прошлом, горел желанием воплотить в жизнь призыв Сталина. . Украина, вторая после РСФСР крупнейшая советская республика, с её плодородными землями и квалифицированными рабочими кадрами, должна была стать в этом смысле образцом для всего советского народа — и всего мира. Выросший в крестьянской семье и знавший толк в крестьянском труде, Хрущёв ратовал за использование различных видов сельскохозяйственной техники — в отличие от колхозного универсализма. По свидетельству Джиласа, он лично «ездил… в колхоз… осмотрел парники, заглянул в свинарник и начал обсуждать практические вопросы», и всё с характерным для него многословием и живым чувством юмора [56] Djilas. Conversations with Stalin. P. 122, 121. .

Глядя на то, с какой преданностью делу старший Хрущёв взялся перестраивать Украину, Леонид, похоже, решил совершить ещё одну попытку взяться за ум. В 1938 году он устроился на Киевский аэродром инструктором Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ). Эта добровольная общественная организация обучала всех желающих лётному делу, и ей требовались опытные пилоты-инструкторы, независимо от качества их дипломов.

Была ли это хорошая работа для сына Хрущёва? В записках Гонтаря я нашла свидетельство о том, что Леонид считал себя московским денди и «космополитом», и это в ту пору, когда слово «космополитизм» было ругательством и даже преступлением, так как подразумевало отсутствие советского патриотизма. Конечно, ему не хотелось превратиться в какого-то провинциального бонвивана, дающего скучные уроки новичкам-энтузиастам лётного дела. Однажды я задала этот вопрос Микояну, а тот ответил, что для его друга должность, титул мало что значили. Он был лётчиком, и это главное; это была популярная профессия, и Леонид — высокий, обаятельный, уверенный в себе и неотразимый в своей лётной форме — был рад похвастать своими профессиональными навыками.

Не заставила себя долго ждать и новая любовь. Как-то в апреле 1938 года он приехал на аэродром и зашел к директору подписать бумаги о своей новой должности. Директор поднялся с места, чтобы поприветствовать нового пилота, но тут взгляд Леонида упал на ещё одного посетителя: красивую миниатюрную женщину с короткой стрижкой в кожаном пальто. Она всё время накручивала телефонный диск, безуспешно пытаясь вызвать машину, которая отвезла бы её в город. Леонид подписал бумаги и получил своё месячное расписание полётов. Он видел, что женщина расстроена, и предложил подвезти её на своём новеньком немецком мотоцикле. Как оказалось, они жили на одной улице — Левашовской (ныне Шелковичная). Она согласилась и представилась: Любовь Сизых. С того вечера Люба — тогда пилот-ученик — и Леонид уже не разлучались. И судьба моей семьи была решена.

Я вела с Любой беседы о её прошлом на протяжении десяти лет. Каждое лето я навещала её в её тесной однокомнатной квартирке в типовой многоэтажке на проспекте Победы в Киеве. Она переехала в неё в 1960-х годах, и обстановка была ещё старой советской: темный полированный буфет, письменный стол, диван-кровать, два простых кресла и несколько полок на одной из стен, оклеенных желтыми цветастыми обоями.

Мои визиты всегда проходили одинаково. Утреннее летнее солнце било в окно, но если опустить дешевые вьетнамские соломенные жалюзи, в комнате становилось темно и прохладно. Детали Любиных историй всё время менялись, но суть их оставалась неизменной: она была советская героиня, её все любили. Всё, конец истории.

Дочь русского и немки, Люба выросла в Киеве в религиозной семье. Её мать умерла очень рано, и отец, в поисках духовной опоры, обратился к Богу. Он часами простаивал в церкви и заставлял Любу, младшую из четырёх его детей, сопровождать его. Она говорит, что это были худшие моменты её жизни: мрачное пространство, бабушки в чёрных платках, кладущие поклоны, и отец на коленях, держит её за руку. Вдыхая тяжёлый запах ладана, она уносилась в мир фантазий, представляя себя бесстрашной сказочной принцессой.

Когда Люба стала достаточно взрослой, чтобы осознать большевистский лозунг «Религия есть опиум народа», её фантазии с принцесс переключились на пролетариат. Она представляла себе своё будущее очень отчетливо: она, с короткой стрижкой, с длинной сигаретой в руке и в красной косынке — не то что эти чёрные платки, которые носили бабушки в церкви. У неё будет длинное кожаное пальто, как у первого руководителя ВЧК Феликса Дзержинского. После окончания школы она получит смелую мужскую профессию и достигнет в ней совершенства. Она была уверена, что её ждёт судьба советского героя — как в гимне «Интернационал», который они с энтузиазмом распевали в школе: «Кто был ничем, тот станет всем».