Елена Вайцеховская - Москвины: «Лед для двоих»

— Как вам пришло в голову стать менеджером?

— Когда Лена Валова и Олег Васильев выиграли в 1984 году Олимпийские игры в Сараево, я стала интересоваться, какие компании занимаются устройством фигуристов в шоу. Просила, чтобы меня знакомили с нужными людьми, расспрашивала этих людей, как ведется переписка, сколько стоят их услуги. Тогда это стоило от 18 до 25 процентов. Мы сели с Леной и Аликом и обсудили, стоит ли платить эти деньги посторонним людям.

Среди моих знакомых была американская женщина-юрист, которая преподавала право в одном из американских университетов. Она научила меня правильно «читать» контракты — обращать внимание на определенные детали. Растолковывала, что и как нужно просить, свела с финансистами. Когда я стала составлять контракты с учетом всех этих вещей, то заметила, что относиться ко мне, как к менеджеру, американцы стали с уважением. Видимо, увидели, что я веду себя грамотно. Если я узнавала, что в каких-то других контрактах есть пункты, которых нет у меня, тоже начинала разведывать, что к чему.

Довольно быстро поняла, что контракты на длительные выступления выгоднее, нежели «разовые». Но в этом случае надо, естественно, идти на определенные уступки. И понимать, что в любом туре американцы всегда стоят дороже, но иностранцы там тоже должны быть. Причем не столько титулованные, сколько интересные. Поэтому программы своим ученикам я ставила с учетом этих требований.

Все мои спортсмены оплачивали только мою тренерскую работу. Все остальное я делала для них бесплатно. Зато когда они заканчивали карьеру, то все равно оставались моими клиентами. Не потому что были связаны контрактом, а потому что им нравилось, что всегда есть предложения, заработок, всегда улажены все формальности, сделаны визы, куплены билеты — и так далее. С одной стороны, я делала больше работы, чем подразумевали тренерские обязанности, с другой — всегда знала, что держу ситуацию в своих руках. Ведь между тренером и агентом всегда существует конфликт. Агент заинтересован в том, чтобы выступлений, с которых ему идут отчисления, было как можно больше, а тренер заинтересован прежде всего в спортивном результате. И в том, чтобы всевозможные показательные выступления не мешали этого результата добиваться.

Соответственно, приходилось постоянно прикидывать, что выгоднее: заработать здесь и сейчас, или отказаться от сиюминутного заработка ради того, чтобы в будущем получить больше.

Такие вещи тоже всегда проговаривались со спортсменами. Я хотела, чтобы все решения шли от них, а не от меня. Давить на взрослых людей в моем представлении неправильно. Да и потом, как сказал один из американских продюсеров, контракт — это бумажка, условия которой выполняешь только в том случае, если хочешь их выполнять. Если не хочешь, в любой момент можно найти способ уклониться.

Эта тактика оказалась очень правильной. Однажды у меня закончился контракт со спортсменами, и я решила не напоминать им о продлении, а подождать, какое они сами примут решение. Я вполне допускала, что выбор мог быть сделан не в мою пользу. Все-таки в фигурном катании большинство агентов — американцы и этот факт способен вызвать колебания у кого угодно.

Я ждала тогда месяц. А в начале второго месяца спортсмены мне позвонили и довольно обеспокоенно спросили: мол, вы собираетесь нами заниматься? Когда контракт-то будем подписывать?

— Когда вы успели выучить язык?

— В школе учила немецкий, но недолго. Вскоре меня перевели в другую школу, где преподавали английский. То есть толком я не знала ни того, ни другого. В 1960-м мы с Лешей Мишиным и Игорем Борисовичем поехали на наш первый чемпионат Европы в Гармиш-Партенкирхен. Там я и поняла, что без языка нельзя. Не спросить ни как куда пройти, ни где что находится. Когда вернулась в Питер, первым делом поступила на государственные курсы английского языка. Попасть туда было сложно, но я нахально сказала, что я — фигуристка, и меня взяли. Можно сказать — по блату.

У меня был совершенно прекрасный педагог. Она в свое время работала в Каире в российском посольстве. Когда я уезжала на сборы или соревнования, брала у других студентов все задания и училась самостоятельно.

Через некоторое время я познакомилась на одном из турниров с англичанкой Салли Энн Стэплфорд. Она всегда приезжала с книжками Агаты Кристи. И с мамой. Они обе эти книжки постоянно читали. Салли как-то увидела, что я рассматриваю обложки — а там пистолеты, трупы, кровь — и спросила: «Хочешь, я отдам тебе книжку, когда прочитаю?»

Вот эти книжки я и читала. С Салли у нас даже бартер образовался: она мне привозила детективы, а я ей — баночки черной икры, хохломские деревянные ложки и плошки…

Потихонечку слух о том, что я говорю по-английски, стал распространяться. Ко мне с какими-то вопросами начали обращаться иностранцы, да и для своих переводила постоянно. Я ж всегда очень разговорчивой была — как моя мама. К тому же очень быстро поняла, что в западном мире хвастовство — это и есть реклама. Приехала я допустим куда-то за границу — кто меня там знает? Значит, чем больше буду сама про себя рассказывать, чем больше информации дам окружающим, тем быстрее люди заинтересуются мной и моими спортсменами. В том же парном катании есть немало хороших тренеров. Но журналисты обращаются чаще ко мне. Почему? Потому что знают, что я всегда буду с ними разговаривать.

Я вообще много делаю такого, что не влечет за собой прямой выгоды. Но потом неизменно пригождается. К тому же такая активность интересна мне самой. Сейчас я приезжаю в Америку и на всех уровнях чувствую себя в своей тарелке. Знаю проблемы, знаю, как подойти к тому или иному человеку, как построить разговор. Мне нравится, что со мной общаются люди самых разных слоев. И отнюдь не потому, что я великий тренер.

— Насколько публичен ваш муж?

— Игорь всегда с удовольствием общался с окружающими. Но при этом никогда не стремился к публичности. А это нужно делать. Потому что публичность способствует достижению результата. Она превратилась в обязательную часть работы. Либо ты занимаешься этим сам, либо нанимаешь специального менеджера.

Когда мы оказались в Америке, я даже пошла в фирму, которую через своего мужа мне рекомендовала Робин Вагнер. Стоимость услуг пиар-менеджера составляла 5 тысяч долларов в месяц — с гарантией определенного количества публикаций в таких журналах, как Elle. При этом фирма не давала никаких гарантий, что это действительно поднимет популярность спортсменов, поможет найти спонсоров и так далее.

Я очень внимательно изучила тот контракт и пришла к выводу, что нанять такого менеджера на полгода означает просто выбросить на ветер 30 тысяч долларов.