Алексей Каплер - Долги наши

У него взлохмачены волосы, блуждающий взгляд.

— Рятуйте, люди добрые! Рятуйте! Он дом поджигает. (Вырывает канистру из рук Потапенко.) Ой, лихо мое! Спички, спички отдай! Где у тебя спички, сумасшедший!..

Она ищет по карманам, находит и отбирает у него спички. Потапенко стоит, не сопротивляясь. Убит горем. Когда Дуся забрала у него спички, повернулся, пошел.

— Куда ты, Яша!

Он идет не слыша, не отвечая.

— Яков! Яша! Куда ты! Ну, постой, Яков!..

Потапенко замечает лежащую на камне белую майку. Берет ее, подержав в руке, опускает во внутренний карман пиджака и уходит.

— Да стой же, Яков! — бежит за ним Дуся. — Будь оно все проклято! Я же для нас гнездо строила! Для тебя, Яша!

Она спотыкается и падает в яму, вырытую на месте, где была калитка.

Теперь Дуся видна только до пояса.

— Яков! Вернись! Мы ее найдем! Мы уедем, все бросим, Яшенька!

Дуся плачет.

Откуда-то издали зазвучала музыка — тот самый фронтовой вальс, который Дуся пела вместе с мужем, под звуки которого они так хорошо, так славно танцевали.

…Да, великим испытанием для человека была война. И та, кто прошел это испытание, кого закалил огонь войны, и по сей день не забывают, как переоценены были ценности, как выступило настоящее и ушло в тень многое, казавшееся в жизни важным, как поняли истинную цену доброты, дружбы, благородства, верности — будь то верность Родине или верность любимой.

Те, что вернулись, те, что уцелели, принесли с собой эти чувства, эти понятия в послевоенную, в мирную жизнь.

И потому-то так велико оказалось влияние фронтовиков на всех участках жизни — куда бы они не попали — в деревню ли, на завод или в институт.

Но шло время — и жизнь мирная создавала новые свои испытания — испытания бытом, благосостоянием, мещанским благополучием.

Я могу засвидетельствовать, что бывшие фронтовики, которых я знаю — а их много у меня таких друзей и знакомых — все сохранили нравственную чистоту, все не поддались «искушениям», сумели отличить истинные ценности жизни и, здраво ценя всякие блага и удобства, не создавали себе из них мещанского кумира.

Может быть, именно потому, что история Дуси и Якова Потапенко была исключением, потому, что она особенно оттенялась судьбами и характерами других фронтовиков — она так поразила меня и мне захотелось о ней рассказать.

А, кроме всего, разве закончилось наше сражение с мещанством? Разве оно не живет среди нас, маскируясь то так, то этак, меняя формы, меняя свои «идеалы», вербуя приверженцев среди людей разных поколений?

Теперь мне хочется, читатель, повести вас за собой туда, где довелось мне побывать в качестве журналиста.

Не по всем, конечно, пройденным дорогам, а так — в несколько наудачу выбранных поездок.

Занимаясь своим прямым делом — кинематографом, я часто чувствовал необходимость оторваться от него, «нырнуть» в иную жизнь.

Тогда я брал в одной из редакций — чаще всего в «Литературной газете» — задание и ехал разбираться на месте в каком-нибудь деле. По возможности — запутанном.

Мне кажется важным вернуться хотя бы к некоторым из них потому, что чувства, испытанные тогда, — живы и сейчас, а этические проблемы, с которыми эти дела связаны, актуальны сегодня не меньше, чем тогда.

И, наконец, потому хочу вернуться к этим делам, что я остаюсь и поныне должником тех людей, с которыми тогда столкнула жизнь.

В феврале 1942 года, в качестве военного корреспондента, попал я в «Партизанский край».

Он занимал — этот край — территории Дедовичского и Белибелковского районов Ленинградской области.

«Край» находился за 200 километров от линии фронта, в глубоком фашистском тылу.

Бывшему политпросветработнику — начальнику Новгородского Дома Красной Армии — Николаю Григорьевичу Васильеву удалось сколотить в этих местах большую партизанскую бригаду.

Она была разбита на множество мелких отрядов, разбросанных по лесам и по уцелевшим деревням.

Вышедшие из окружения — «окруженцы», как их шутливо называли, и бежавшие из плена красноармейцы, колхозники, бывшие советские и партийные работники этих районов — составляли костяк партизанских отрядов.

Удивительных людей повстречал я в этом «Партизанском крае»!

Самолет идет на запад, прямо на красную полосу заката. Все ближе линия фронта, последний советский городок проплывает и остается позади. Темнеет, вдали видны вспышки огня, такие маленькие, как если бы внизу зажигали спички. Это идет сражение, рвутся снаряды. Слева, далеко внизу виден маленький костер. Это горит город.

Линия фронта остается позади.

Начинается лес, пересеченный болотами и озерами. Мы летим долго, в ледяной лунной ночи, над сугробами, над опушенными снегом лесами. Залетели километров за двести в далекий тыл врага, и вот — условная ракета, — один за другим следуют сигналы, которых мы ждем. Самолет снижается, он идет вниз, прямо в пустынное, занесенное снегом озеро, и уже видны вдали костер и люди, сидящие возле костра, и человек, идущий прямо к самолету, приветливо крича что-то неслышное за шумом мотора.

В руке у этого человека портфель.

Я не представлял себе народного мстителя заросшим до глаз бородой, с берданкой за плечами и ножом у пояса. Но я никогда не думал, что люди, живущие в лесах, взрывающие мосты, устраивающие засады врагу, мстя и принося ему гибель и разрушения, могут выглядеть так мирно. Правда, на груди у этого человека висел автомат, к поясу были прикреплены диски, но в руках у него был портфель, и это придавало ему непоправимо штатский вид.

На много километров по фронту и в глубину тянутся районы, контролируемые партизанами. В этих районах под охраной партизан сохранились колхозы. Вновь созданы сельсоветы, работают районные «тройки по восстановлению Советской власти». Лен вытереблен, разостлан, замочен — его берегут до того дня, когда районы, освобожденные от оккупации, отправят его по назначению. В счет госзаготовок колхозы передают партизанам сельскохозяйственные продукты.

В этих районах работают школы, медпункты, ветеринарные пункты. Выходит газета «Народный мститель».

Все советские организации подвижны, часто меняют место работы, иногда руководители их уходят на время в леса, затем снова возвращаются в деревню.

В декабре немцы прислали в эти края большую карательную экспедицию. Экспедиция не разбила, а еще крепче сплотила партизан, еще больше народных мстителей вышло навстречу врагу. Далеко не всем участникам карательной экспедиции удалось вернуться живыми. Небольшие немецкие отряды уничтожаются партизанами немедленно. Немцы бомбят сверху деревни, обстреливают с самолетов дороги. Почти все движение в районе пришлось перенести на ночь.