Игорь Гарин - Непризнанные гении

Из принципа «эффекта целого» вытекает очень важное для По требование ограничения объема художественного произведения. Пределом служит «возможность прочитать их за один присест», так как в противном случае при дробном восприятии читаемого вмешаются будничные дела и единство впечатления будет разрушено. Э. По утверждает, что «больших стихотворений или поэм вообще не существует», это «явное противоречие в терминах» («Поэтический принцип»). Сам он последовательно придерживался малой формы и в поэзии, и в прозе. Заметную роль в эстетике По играет принцип оригинальности. Писатель считает, что без элемента необычности, новизны волшебство красоты недостижимо. Оригинальность же достигается воображением, деятельной фантазией.

Важным качеством прозы По считал краткость, и только раз нарушил этот принцип в так и неоконченном «Приключении Артура Гордона Пима», который критики считают самым совершенным его романом. Через полвека этот сюжет переработал Жюль Верн в «Ледяном сфинксе».

Для По-прозаика характерна «сила подробностей», делающая повествование не просто объемным, но абсолютно достоверным даже тогда, когда оно совершенно фантастично. Ф. М. Достоевский, опубликовавший три рассказа Эдгара По в первом номере журнала «Время», подчеркнул две особенности его новеллистики — «силу воображения», дополненную «силой подробностей», имея в виду уникальный синтез фантастического и будничного, причудливого и точного, запредельного и легко опознаваемого. Сам Э. По об одной из своих новелл писал: «Своеобразие «Ганса Пфааля» заключается в попытке достигнуть правдоподобия, пользуясь научными принципами в той мере, в какой это допускает фантастический характер самой темы». В этом отношении его «гротески» и «арабески» мало отличаются от «логических рассказов», выстроенных детективом Дюпеном, этим предтечей Шерлока Холмса, патера Брауна, Ниро Вульфа и Эркюля Пуаро.

Герои «Гротесков и арабесок» — это, в сущности, символы душевных состояний или психических отклонений самого писателя, плоды его борьбы с темными силами собственной души. Как многих гениев, Эдгара По постоянно тревожило чувство письма под чью-то диктовку, хотя на самом деле писателем двигали глубоко спрятанные подсознательные импульсы.

Многие герои По — жертвы навязчивых идей, страхов, слабоволия. Не случайно слова Джозефа Гленвилля: «Человек не уступил бы ангелам, ни самой смерти, если бы не слабость его воли», Эдгар По поставил эпиграфом к «Лигейе». Писателя не интересовали люди среднестатистические, эвримены и минитмены — только всё необычное, экстраординарное, аномальное, сверхъестественное, через которое он пытается постигнуть онтологическую глубину жизни.

Еще один принцип прозы По, ярко выраженный в «Падении дома Ашеров», связан не с лежащей на поверхности «готикой», но с уникальной способностью автора «живописать идею», чаще всего — идею хрупкости и незащищенности гениальности и красоты. Испытав на себе всесилие разрушительной судьбы, склонный к фатализму, писатель ставил тьму выше света: его тьма «обретает неодолимую власть надо всем» — таковы «Лигейя» или «Маска Красной смерти».

Проза По была прозой поэта, и требования к ней у него были во многом те же, что и к стихам: лаконизм, точность и то «сочетание новизны и скромности», которое он находил идеалом истинно поэтического. А кроме того — присутствие тайны. Бывало, и даже не раз, что тайна представала мистификацией. Впрочем, и в этих случаях читатель был вправе чуть не до заключительного абзаца ожидать трагической развязки.

Когда рассказы Эдгара По называют страшными гротесками и арабесками, «рассказами тайн и ужасов», то упускают из виду их огромный психологический подтекст, новые открытия в психологии, сродность с интуициями гофмановских «Фантазий в манере Калло». Называя Эдгара По «странным писателем», Ф. М. Достоевский наверняка имел в виду не его «готику», но его «психологию» и «интуицию», столь блистательно проиллюстрированные «Сфинксом», «Падением дома Ашеров» и «Золотым жуком». Это говорит и сам Достоевский: «Он почти всегда берет саму исключительную действительность, ставит своего героя в самое исключительное внешнее или психологическое положение, и с какою силою проницательности, с какою поражающею верностию рассказывает о состоянии души этого человека».

Прекрасным примером сказанного может служит первый абзац рассказа «Падение дома Ашеров», где гениально создана атмосфера надвигающегося несчастья, меланхолии, тревоги: «Весь этот нескончаемый пасмурный день, в глухой осенней тишине под низко нависшим хмурым небом, я одиноко ехал верхом по безотрадным неприветливым местам — и, наконец, когда уже смеркалось, передо мной предстал сумрачный дом Ашеров. Едва я его увидел, мною, не знаю почему, овладело нестерпимое уныние». Невероятная интенсивность использования разнообразных выразительных средств присуща как прозе, так и поэзии По.

По политическим взглядам Эдгар По был предтечей Фридриха Ницше и Ле Бона. Он предупреждал об опасности конформизма и считал рабство «основой наших институтов», не строил утопических проектов общественного переустройства и не лелеял мечты о лучшем будущем, ибо был вооружен глубинным пониманием человеческой природы. Хотя он прямо не писал об «обездуховлении духом», как позже Роберт Музиль, но ощущал его в массовой душе. Когда К. Бальмонт говорил, что произведения Эдгара По созданы как будто в наше время, то это следует понимать даже не в том смысле, что он стал родоначальником многих новых литературных жанров, но в том, что упредил время глубоким пониманием природы вещей и людей.

Эдгар По оставил огромный след в литературе не только своим творчеством, но и уникальным влиянием на ее дальнейшее развитие. К «Золотому жуку» восходит «Остров сокровищ» Стивенсона, к «Гансу Пфаалю» — «Путешествие на Луну» Жюля Верна, «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» бесспорно подготовила почву мелвилловскому «Моби Дику» и жюльверновскому «Ледовому сфинксу», а детективный жанр заполонил современную литературную попсу. Жюль Верн в одной из своих повестей назвал Эдгара По самым способным аналитическим писателем современности и в своем собственном повествовании для расшифровки криптографических тайн широко применял математический метод, изложенный в «Золотом жуке».

После Бодлера, впервые познакомившего Европу с творчеством Эдгара По, у него черпали стиль, образы и идеи Вилье де Лиль-Адам, Габорио, Малларме, Метерлинк, Уайльд, Валери, Лавкрафт, Эверс, многие русские символисты (особенно Бальмонт и Брюсов, которые предприняли перевод полного поэтического наследия Э. По). Шарль Бодлер, Стефан Малларме и Поль Валери назвали его своим учителем. Не избежал влияний американца и Федор Михайлович Достоевский.