Игорь Гарин - Непризнанные гении

Судя по всему, душевная болезнь Шумана явилась результатом сифилиса, которым он заразился в юности. До последнего дня о нем заботились Клара и молодой композитор Иоганнес Брамс.

На какое-то время врачам удается стабилизировать болезнь Шумана, наладить сон и предотвратить срывы и припадки, но все равно он ощущает себя опустошенным и подавленным. Шуман полностью уходит в себя и никем не интересуется. Больному запрещены встречи с близкими и даже Кларой. Жена примиряется с этим распоряжением врачей, но не подозревает, что теперь увидит мужа только за два дня до его смерти.

Об этой встрече Клара писала в своем дневнике: «Он много говорил, казалось, с духами, не мог переносить около себя чьего-либо присутствия, стал беспокоен, но почти ничего больше нельзя было понять. Только однажды я разобрала “моя”, наверное, он хотел сказать “Клара”, потому что при этом он приветливо посмотрел на меня. Затем еще “Я знаю”, — вероятно, ”тебя”. Он страшно страдал, хотя доктор считал, что нет. Члены его постоянно подергивались, речь часто была очень горяча».

Из писем жены незадолго до смерти Шуман узнал, что у него родился последний, восьмой ребенок, которому дали имя Феликс и который единственный унаследовал поэтический дар отца [89] Увы, Феликс Шуман умер от туберкулеза еще в студенческом возрасте. .

Последние часы жизни Шуман был спокоен и его душа отошла во сне. Говорят, что голова умершего была прекрасна, а лицо теперь выглядело умиротворенным. Великого композитора Германии хоронили лишь несколько человек, таково было пожелание жены.

Памятник Шуману на его могиле в Бонне был поставлен только в 1880 году, то есть спустя четверть века после смерти великого композитора.

Клара пережила своего мужа на 40 лет. До 1854 года она сочиняла музыку; ее лучшие произведения (фортепианное трио, некоторые песни) характеризуются незаурядной фантазией и мастерством. Современники ценили Шуман-пианистку не только за блестящее владение новейшим репертуаром (Шопен, Шуман, Брамс), но и за высокую культуру интерпретации и певучий тон. До конца жизни она поддерживала близкие отношения с Брамсом.

Сёрен Киркегор появился на свет 5 мая 1813 года в самом центре Копенгагена в набожной бюргерской семье. Его отец Микаэль был богатым торговцем, постоянно замаливающим свои грехи. Десятилетним пастушком он в сердцах послал проклятие Господу, что и обрекло его на невыносимо тяжелую жизнь. К тому же он совратил служанку, мать Сёрена. Микаэль Киркегор вступил с нею в брак вскоре после смерти первой жены, и гораздо скорее, чем полагалось по закону, у них родился ребенок.

Эти грехи, ожесточившие жизнь отца, долго оставались тайной для Сёрена, а позднее, когда он узнал о них, оказали негативное влияние на его психику. «Я родился в результате преступления, я появился вопреки воле Божьей…» В другом месте он писал: «С детства я находился во власти невыносимой деспотии… Будучи ребенком, я подвергался строгому и суровому христианскому воспитанию, говоря по-человечески, безумному воспитанию…»

Возможно, смертным грехом отца и Божьей карой сын объяснял cемейные утраты трех сестер и двух братьев, а также собственную отягченную болезнями наследственность — плохое здоровье, искривленный позвоночник, рахит. Позже нездоровье станет причиной отчисления его из королевской лейб-гвардии, в которой по закону должны были отслужить все студенты. Впрочем, природа наделила Сёрена острым свободным умом и язвительным языком, с малых лет он умел задиристо и язвительно отвечать многочисленным обидчикам.

Двух выживших братьев, как и отца, не покидала мысль, что семью действительно поразил гнев Господень и что никому из детей не суждено пережить возраст Христа. Поэтому Сёрен с удивлением и радостью отметил тот факт, что в 1839-м его старшему брату исполнилось тридцать четыре года.

Судя по всему, отец сыграл негативную роль в становлении одаренных сыновей, пытаясь воспитать их в духе ортодоксального угрюмого христианства, дабы они возлюбили распятого Христа, оплеванного толпой.

Осенью 1830 года, исполняя пожелание отца, 17-летний Сёрен был зачислен студентом теологического факультета Копенгагенского университета. Но в ту пору теология мало интересовала молодого Киркегора: то ли смерть нежно любящей матери в 1834 году, то ли взыскующий ум привели его к духовному кризису и религиозным сомнениям. Невообразимо трудно «найти идею, ради которой я буду жить и умру», — записывает он 1 августа 1835 года. «Тщетно ищу я, — писал он в "Дневнике", — что-либо, что могло бы оживить меня. Даже звучный язык Средневековья не в состоянии заполнить образовавшуюся во мне пустоту». Его больше привлекала эстетика, и занятия на теологическом факультете растянулись почти на целое десятилетие.

Кризис не воспрепятствовал бурной студенческой жизни юноши с ее бесшабашными пирушками, долгами и приключениями, которые, по его собственным словам, придется искупать всю оставшуюся жизнь. Это явное преувеличение, потому что в 1838 году 25-летний Киркегор пережил классическое просветление и духовное возрождение. Д. Рёскин называл такое состояние бафометическим крещением, а Киркегор — «приливом неописуемой радости» и святым обращением. Даже если Сёрен не страдал маниакально-депрессивным психозом, в молодые годы он нередко испытывал душевные «всплески и падения», состояния, именуемые мистиками просветлениями и темной ночью души.

Смерть отца Сёрен воспринял как очередное страшное потрясение, открывшее ему великую истину: «отец умер ради меня, дабы по возможности я еще мог кем-то стать».

После смерти отца Киркегор унаследовал солидное состояние, обеспечившее ему не только безбедное существование, но и возможность оплаты издания своих многочисленных сочинений.

Поселившись в просторном доме, обслуживаемый секретарем и слугой, Сёрен не отказывал себе ни в хороших сигарах, ни в изысканных винах. Он жил замкнутой жизнью в полном одиночестве. Но каждодневно он выходил на прогулку по улицам Копенгагена, тощий, в очках и со своим «верным другом» — зонтом под мышкой, в широкополом цилиндре на макушке и с сигарой в зубах.

До поры до времени жизнь благоволила ему: обширные познания в области литературы и философии, успешная сдача выпускных экзаменов (1840), защита на философском факультете Копенгагенского университета магистерской диссертации «О понятии иронии» (1841) [90] В этой работе Киркегор рассматривал сократическую иронию как критический метод, расчищающий путь для философии Платона и Аристотеля. В диссертации нашли выражение идеалы, позднее воодушевившие Киркегора на написание второй части большого сочинения «Или… или». , что соответствовало докторской степени на других факультетах.