Игорь Гарин - Непризнанные гении

Единственная книга «Стихотворения», которую Тракль опубликовал при жизни, вышла в свет в 1913 году в лейпцигском издательстве «Курт Вольфф». Публикация второй («Себастьян во сне») уже пережила своего автора.

В июле 1914-го Г. Тракль (как и Р. М. Рильке) получил учрежденную сыном сталелитейного магната выдающимся философом Людвигом Витгенштейном стипендию для бедствующих писателей — 20 тысяч крон. Сумма вполне пристойная, но воспользоваться ею Тракль не успел: помешала война, резко изменившая жизнь и судьбу Европы.

Как резервиста Тракля призвали в армию и направили аптекарем во фронтовой госпиталь в Галиции. Ф. Фюман в документальной книге «Над огненной бездной» воспроизвел рассказ отца, тоже армейского аптекаря и однополчанина Тракля, о беспробудном пьянстве в перерывах между боями, о том, что по этой части Траклю не уступал только штабной врач…

Последние стихи Тракля отражали его настроения этого времени и наполнены образами того конца, который он предчувствовал заранее, а теперь воочию увидел:

Стоит ли удивляться, что подобные стихи однополчане Тракля воспринимали как бред сумасшедшего, тем самым дополнительно раня и без того охваченного ужасом поэта.

Война как война… После поражения под Гродеком, нанесенного австро-венграм армией генерала Брусилова, Тракль в течение двух дней оказывал медицинскую помощь многим десяткам тяжелораненых, не имея практически никаких медикаментов и без какой-либо помощи других врачей. Тогда он прошел свои круги ада: одни молили его дать им яд, другие убивали себя на его глазах; выйдя как-то из сарая, он увидел на деревьях фигуры повешенных — русинов, которых военные подозревали в симпатиях к русским.

Жуткое нагромождение человеческих страданий, крови, грязи и смертей потрясло поэта до такой степени, что во время дальнейшего отступления оглушенный и смертельно уставший, находясь в состоянии тяжелой депрессии, поэт попытался покончить с собой.

В тот раз у него успели отобрать оружие, а его самого отправить в Краковский гарнизонный госпиталь для психического освидетельствования. Здесь поэт написал свои последние стихотворения «Гродек» и «Плач». В каждой их строке — боль и отчаяние. В госпитале его успел навестить издатель журнала «Бреннер» Л. Фиккер, привезший ходатайство об увольнении Тракля из армии. 27 октября Георг Тракль отправил ему эти свои стихотворения, написав в сопроводительном письме: «Я ощущаю себя почти по ту сторону мира». Еще он писал, что чувствует «странный озноб превращения, телесно ощутимый до невыносимости, видения мрака, вплоть до осознания собственной смерти, восторги, вплоть до оцепенелости; и протяженное видение грустных сновидений».

Немецкий поэт Теодор Дойблер рассказывает, как во время его последней встречи с Траклем, в Инсбруке, весной 1914 года, поэт «непрерывно говорил о смерти», и он приводит, по его заверению, в точности особенно поразившие его слова: «Разновидность смерти безразлична; смерть, поскольку она — срыв и падение, до того ужасающа, что всё, что ей предшествует или за ней следует, ничтожно. Мы срываемся и падаем в непостижимую черноту. Как это смерть, секунда, вводящая в вечность, может быть непродолжительной?» Этот пассаж, что бы он ни означал в психобиографическом контексте предсмертных предчувствий Тракля, дает, может быть, наилучшее введение в самую суть его поэтики. Время, в которое погружены его стихотворения, и есть предсмертная секунда, «вводящая в вечность» и сама становящаяся вечностью, по старому латинскому выражению nunc stans — остановленное, стоящее настоящее.

Через неделю, 3 ноября 1914 года, Тракль, не дожидаясь комиссования, покончил жизнь самоубийством. В официальной справке с перепутанным возрастом поэта сказано: «Суицид вследствие интоксикации кокаином». Жизнь закончилась, едва начавшись. Тракля похоронили на Роковицком кладбище в Кракове.

Единственным человеком, который провожал его гроб на краковском кладбище, был денщик, а в мирной жизни — шахтер Матиас Рот. Сохранилось его простодушное письмо, преисполненное тем, что позже назовут «правописанием сердца». Биограф Г. Тракля замечает по поводу этого письма: «Словно бы все простые люди, к которым Тракль был в жизни добр, прощались с ним в этом чудном выражении благодарности». Содержание такого письма невозможно придумать, оно — один из лучших документов, в нескольких словах характеризующих личность Георга Тракля: «Меня мой господин всегда жалел, я ему этого во всю мою жизнь не забуду… Я всё думаю и думаю о моем дорогом и добром многоуважаемом господине, как это он так жалостно и таким образом окончил жизнь?..»

Через три года, 21 ноября 1917-го, в возрасте 26 лет покончила с собой сестра Георга Маргарета.

В 1925 году прах Тракля был перенесен на приходское кладбище в Мюлау, под Инсбруком — городом «бреннеровского» кружка, который дал кратковременные и скупые литературные радости поэту, лишь посмертно признанному одним из крупнейших лириков ХХ века.

«Просветления» и беззащитная неотмирность Тракля плохо совместимы с тяжелым взглядом сохранившихся фотографий, особенно — автопортрета, больше свидетельствующего не о Божественном свете, но о «темной ночи души». Вне всяких сомнений, Тракль принадлежит к «les poetes maudits» — «прóклятым поэтам», чье стремление к запредельному и неотмирному уживалось с инфернальностью «святости». Это ощущалось уже в беспомощных отроческих стихах Тракля «Святой», где подсознательная чувственность воплощена в напряженнейшее молитвенное усилие подвижника. По мнению С. Аверинцева, особенностью «прóклятости» Георга Тракля являлось сочетание инфернальной чувственности с мягкой депрессивной меланхолией, присущих венскому (и русскому!) XIX веку.

Я не хочу различать Тракля-человека, слабого, несчастного, переступившего черту безумия, и сосредоточенного и мастеровитого Тракля-художника, потому что «победивший художник» слишком часто возникает из «проигравшего человека», о котором говорят: «Жизнь окончилась, слава только начиналась». Ведь вся идеология моей книги призвана продемонстрировать необходимость «непризнанности» для «бессмертия».