Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

– Мы с Иман [114] Иман Мохамед Абдулмаджид – вдова Дэвида Боуи, в прошлом – американская топ-модель. Родилась в Сомали. можем приготовить для тебя что-нибудь веганское, – добавил он.

Итак, я оделся по-зимнему и добрался до дома Дэвида. Вошел в лифт и, поднимаясь на восьмой этаж, начал избавляться от зимней экипировки. Оказавшись у дверей квартиры, замер. Я был здесь уже пятнадцать или двадцать раз, но всегда медлил, прежде чем постучать. Меня охватывало благоговейное чувство: пройдет несколько секунд, и я переступлю порог квартиры великого рок-музыканта – с ее длинными коридорами, гиперсовременной, но уютной кухней, библиотекой, отделанной темным деревом, и панорамными высокими окнами.

Сердце замирало от восторга: Дэвид Боуи исполнял самую прекрасную песню из когда-либо им написанных!

У меня в голове не укладывалось то, что каждый раз я приходил к Дэвиду как к другу. Как к равному. Дэвид Боуи был иконой британского рока – творец, новатор, интеллектуал. А я – лысым дегенератом, пластинка которого по случайности стала хитовой. Он был полубогом, а я больше всего походил на мистера Случайность.

Я постучал, дверь открылась, и передо мной предстал Дэвид Боуи в серых слаксах и черной футболке, пахнущий дорогим мылом.

– Ничего себе! – сказал он, имея в виду мою куртку, перчатки, шарф и балаклаву. – Ты собрался пешком в Канаду?

– Ненавижу мерзнуть, – ответил я, переступая порог.

– Давай я возьму вещи.

Я замер на добрых десять секунд, поражаясь тому, как неправильно было слышать это от Дэвида. Нельзя попасть на небеса и услышать от Бога: «Давай я возьму твои вещи».

Он убрал мое зимнее снаряжение в шкаф, и мы прошли в кухню, где Иман готовила и беседовала с Лори Андерсон.

– Моби! – воскликнула Иман и обняла меня.

Она была скульптурным совершенством – высокая, стройная, изящная. Эта прекрасная женщина – добрая, уравновешенная, уверенная в себе – всегда вызывала во мне восхищение и благодарность за то, что в ее присутствии я переставал ощущать себя ничтожеством.

– Ты знаком с Лори? – спросила Иман.

– Да. Привет, – сказал я, вежливо целуя Лори в щеку. Я часто видел ее на благотворительных мероприятиях по сбору средств и открытиях выставок, и она со своими торчащими, как у Джонни Роттена [115] Джонни Роттен – британский рок-музыкант, автор песен. , волосами, всегда казалась веселой и озорной.

– А с Лу? – снова спросила Иман.

Лу Рид в пиджаке, обвешанном металлом, пил в сторонке коктейль и листал журнал.

– Привет, Лу, – сказал я. Он бережно обнял меня, произнес теплые слова. Вообще, Лу ненавидел большую часть людей. Но по непонятной причине ко мне относился с симпатией.

– Как дела, Моби? – спросил он тем самым неповторимым голосом, который я слышал в «Heroin», «Pale Blue Eyes» и во множестве других знаковых песен.

– Хорошо… – Я запнулся, вдруг осознав, что окружен богами из горних миров. – Холодно.

Лу с удивленным видом огляделся.

– Но здесь тепло.

– Моби шел сюда пешком из дома, – пришел мне на помощь Дэвид.

– Но ты живешь на соседней улице! – осуждающе посмотрел на меня Лу.

– Ну да. Я тот еще неженка… – Меня смутили замечания Лу. Но такой уж был у него характер!

– Ты был дома у Моби? – спросил его Дэвид, переводя разговор на другую тему.

– Когда я строил студию, заходил к нему посмотреть, как его плотник обшил деревом стены кухни, – со свойственной ему обстоятельностью ответил Лу.

Я раздвоился. Один Моби в реальности вел спокойную беседу с парой друзей в ожидании ужина. А другой – существовавший на тонком плане – вопил: «Лу Рид и Дэвид Боуи знают, где я живу! Как это здорово! Они были у меня дома! Черт! Мир перевернулся!»

Он бережно обнял меня, произнес теплые слова. Вообще, Лу ненавидел большую часть людей. Но по непонятной причине ко мне относился с симпатией.

– Да, Моби, – сказал Дэвид, – я кое-что вспомнил! Ты когда-нибудь видел стилофон [116] Стилофон – миниатюрный монофонический синтезатор. ?

– Нет, а что это?

– Сейчас покажу.

Мы оставили Лу, Иман и Лори и прошли по длинному коридору в студию. Она была скромной, похожей на гостевую спальню, в которой почему-то стояло музыкальное оборудование.

– Я заканчиваю альбом, – сказал Дэвид, – и сегодня записал стилофонную партию для одной песни.

Сияя улыбкой, он вложил мне в руки небольшую розовую картонную коробку. Я открыл ее и увидел самый маленький в мире синтезатор.

– На нем нужно играть стилусом! – сказал Дэвид, протягивая мне что-то типа металлической авторучки. – Это, наверное, лучший инструмент из когда-либо изобретенных!

Я включил стилофон и провел стилусом по клавишам. Звук был неровным, ломаным, но неожиданно красивым.

– А можно мне послушать песню? – спросил я.

– Она еще не сведена.

– Ничего страшного.

Дэвид вставил диск в студийный проигрыватель, нажал кнопку воспроизведения и закурил сигарету.

– Она называется «Slip Away», – сказал он, выдыхая дым. Песня зазвучала – красивая, сильная, уязвимая, полная тоски. Через четыре или пять минут она закончилась, но мы молчали. Дэвид курил, а я мысленно продолжал слушать волнующие сердце звуки и слова.

– Дэвид, она прекрасна! – искренне сказал я.

– Спасибо.

– Нет, правда, так и есть! Это чудесная песня! Спасибо, что дал послушать.

Он погасил сигарету.

– Пойдем посмотрим, как там ужин?

– Она называется «Slip Away», – сказал он, выдыхая дым. Песня зазвучала – красивая, сильная, уязвимая, полная тоски.

«Slip Away» меня потрясла. Никто не назвал бы ее лирической, или крутой, или танцевальной. Она не казалась и современной. Но это была одна из самых красивых и беззащитных песен Дэвида Боуи, которую я когда-либо слышал.

Во время ужина мы все не переставали болтать – за исключением Лу, который, похоже, легко обходился без общения, занимаясь исключительно едой и водкой с содовой. Мы говорили о новых фильмах, о холоде в Нью-Йорке, о наших новых альбомах, концертах и друзьях – обо всем. После обеда вся компания устроилась в библиотеке, и Дэвид стал весело рассказывать нам какую-то чепуху и анекдоты. Я никогда прежде не видел его настолько счастливым и расслабленным.

Лори, Иман и я смеялись, слушая Дэвида. Лу заснул на диване. Лори протянула руку и осторожно взяла из его руки наполовину наполненный стакан. Потом мы танцевали и пели.

Через час Лу, вздрогнув, проснулся и, нахмурившись, огляделся, вспоминая, где находится.

– Который час? – спросил он.

– Одиннадцать, – ответил я. – Кажется, нам пора уходить.

Мы все вышли в коридор. Я завернулся в свое зимнее снаряжение, как мумия; Лу и Лори надели куртки – не такие теплые, как та, что была на мне, но гораздо более стильные.