Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

Находясь на гастролях в Детройте, я давал интервью местному журналисту в эфиопском ресторане. Мы ели пряную еду с губчатым эфиопским хлебом, и он спросил:

– Но почему вы конфликтуете с рэперами Eminem, Кидом Роком и им подобными?

Я нервно сглотнул.

– Потому что нетерпимость неправильна и опасна! Как бы люди отреагировали, если бы Eminem, Кид Рок и все эти ню-металлические парни начали вместо унижения женщин и геев призывать к насилию над черными и евреями? Почему одну нетерпимость MTV и звукозаписывающие компании принимают, а другую – нет? Разве не любая нетерпимость должна быть уничтожена?

Он помолчал, потом сказал:

– Да, но многие женщины – сучки…

Я онемел. Это был журналист, наверняка с университетским дипломом, представитель четвертой власти в XXI веке.

– Что?

– Понимаете, Eminem и Кид Рок имеют дело со множеством золотоискательниц и стерв.

Возможно, Eminem – гей, и я ему нравлюсь.

Теперь я был в ужасе.

– И это оправдание женоненавистничества?!

Я хотел, чтобы мир был прогрессивным и инклюзивным, как телешоу, которые мы с мамой смотрели во времена моего детства. Нетерпимость не могла быть вопросом этики и культуры поведения. Она стояла за самыми страшными злодеяниями в истории человечества. Ведь геноцид – это та же нетерпимость, только в промышленных масштабах.

За день до церемонии вручения наград MTV Video Music Awards 2002 года мне позвонил Роберт Шмигель. Он был известным голосовым актером, работающим с куклами, комиком, юмористом и писателем. Шмигель несколько раз брал у меня интервью, и, хотя был резок со мной, я восхищался его комедийным гением. Мне нравился созданный им персонаж – язвительный пес-кукла по кличке Триумф. С этой куклой-марионеткой он постоянно выступал.

У Роберта появилась идея. Посреди шоу я должен был сесть позади Eminem и его свиты. А затем Триумф показался бы на сцене и начал задирать нас обоих. Я с радостью согласился.

Перед церемонией сотрудник MTV проводил меня к креслу посреди первого ряда. Позже я получил награду за «We All Made of Stars» и пересел – на место позади Eminem.

Он повернулся и уставился на меня. Посмотрев в его глаза, я понял, что все очень серьезно. Похоже, он действительно меня ненавидел. Его тексты задевали меня, но в глубине души я считал, что мы – две публичные фигуры и наша вражда была наигранной частью шоу-бизнеса. Но нет. Он посмотрел на меня и тихо, жестко сказал:

– Ты труп.

Я почувствовал себя уязвимым. Несмотря на то, что нас окружали тысячи людей, страх закрался в мою душу. Его окружала свита из здоровенных и очень злых парней, а я был один.

И все-таки… Несмотря на наше противостояние, я чувствовал странное родство с Eminem. Мы оба росли в бедности. У нас были матери-одиночки с непростыми характерами и судьбами. Мы оба нашли убежище в музыке. И оба не отличались высоким ростом.

Появился Роберт со своей собакой-куклой, а вслед за ним – команда операторов с камерами. Голосом Триумфа Шмигель задал мне несколько саркастических и остроумных вопросов, откровенно оскорбляя перед миллионами людей.

– Я бы не дал тебе запрыгнуть мне на ногу, – сказал он. Я засмеялся, потому что это было действительно смешно.

Затем Триумф переключился на Eminem. И тот ударил куклу. Шмигель с ужасом посмотрел на рэпера. За все годы существования язвительного пса-комика никто не пытался его бить!

Во время рекламной паузы Eminem со злостью сунул мне в руки листок бумаги. На нем был карандашный набросок: он и я; он душил меня. Должен признать, рисунок был хорош, и я удивился: когда Eminem успел его сделать?

Шоу после рекламы возобновилось, и мой неприятель встал с места, чтобы получить награду из рук Кристины Агилеры. Он поднялся на подиум, заметно возбужденный.

– Йоу! – воскликнул он. – Эта девчонка Моби на минутку вывела меня из себя!

Толпа начала свистеть, но я не знал, кому адресован свист – ему или мне. Eminem забрал у Кристины свою статуэтку и пообещал со сцены:

– Я дам по морде этому чуваку в очках!

Зал взорвался хохотом. Меня затрясло. Он самым грубым и оскорбительным образом угрожал мне перед миллионной аудиторией! Все это время я считал, что Eminem на самом деле не так уж зол на меня, что однажды мы встретимся и по-дружески поговорим, и он скажет, что на самом деле он не женоненавистник и не гомофоб. Мы поговорим о бедном и трудном детстве, о том, что мы оба пережили, и, возможно, даже подружимся. Вместо этого я стал объектом публично демонстрируемой ненависти величайшего и злейшего рэпера в мире. Меня шокировало и то, что публика посмеялась надо мной. Люди были не на моей стороне. В мире что-то изменилось. Я вдруг подумал о рейтинге 18. Как ни трудно было это признать, но многие рецензии на альбом были негативными. И критиковали не только музыку, но и меня. Кое-кто из журналистов даже не утруждал себя рассуждениями о моей работе, а просто обливал меня грязью.

Несмотря на наше противостояние, я чувствовал странное родство с Eminem. Мы оба росли в бедности.

Я знал: продажи билетов на мои концерты были не самыми лучшими. Я надеялся, что 18 и последующий за ним тур укрепят мою позицию в мире музыки и принесут новую славу. Но, как ни страшно это было признавать, 18 и близко не подошел к успеху Play.

Я покинул зал, чувствуя на себе взгляды 5000 человек. В вестибюле меня окликнули Джулиан Касабланкас [135] Джулиан Фернандо Касабланкас – американский певец и музыкант, вокалист групп The Strokes и The Voidz. и еще кое-кто из Strokes. Они собирались выступать на частной вечеринке и позвали меня с собой. Мы поехали в лофт, где они должны были играть. Там я выпил столько водки, сколько мог.

Я мог бы ненавидеть Strokes: они хорошо выглядели, они были успешными, к тому же они выросли в богатстве и с привилегиями. Но в последние годы мы сдружились. И мне нравилась их музыка, полная фанатских заимствований у Velvet Underground и групп из Хобокена, таких как Feelies и Bongos.

Они вышли на сцену в полночь. Я стоял сбоку от сцены, пил шампанское из бутылки и подпевал «Is This It».

– Моби, знаешь, ты мне нравишься, но тебя сейчас слишком многие ненавидят.

Я познакомился с Джулианом за год до этого, когда мы оба напились ночью в баре в районе Ист-Виллидж. Я рассказал ему, как люблю альбом The Strokes «Is This It» и как он напоминает мне о жарких пьяных летних ночах в Нижнем Ист-Сайде. Они были волшебными: казалось, что все в Нью-Йорке пытается тебя удержать. Теплый августовский воздух, бар, полный дружелюбных пьяниц. И прекрасная женщина, которая ведет тебя к себе домой, пешком на четвертый этаж, по лестнице старого многоквартирного дома…

Тогда, после моих прочувствованных пьяных речей, Джулиан обнял меня и сказал:

– Ты нас понял.

Когда Strokes начали играть новую песню, я увидел, что за сценой стоит Андре из хип-хоп-дуэта Outcast с группой друзей. В 2001 году мы ездили в совместный тур, и у меня были планы поработать вместе с ним над моим новым альбомом. Я подошел и попытался обнять его, но он отшагнул назад.