Майкл Азеррад - Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом [litres]

Если Nevermind был успешным, потому что группа оказалась в нужном месте в нужное время, то Vanity Fair нашли Кобейнов в неправильном месте в неправильное время. Помимо продолжающейся наркотической истерии в стране и фальшивого республиканского крестового похода за «семейные ценности», эта история также затронула внезапное чувство вины Америки за то, что она сделала со своими детьми за последнее десятилетие. И вдруг американские СМИ стали зацикливаться на историях жестокого обращения с детьми, начиная с детей, которые остались «одни дома», пока их родители отдыхали в Мексике, и заканчивая бедной маленькой девочкой с Лонг-Айленда, которая несколько дней провела в подземном бункере, закованная в кандалы. Мать, которая якобы употребляла героин (не говоря уже о сигаретах) во время беременности, нажала на несколько важных кнопок.

– Я и подумать не могла, что меня это так заденет, – раздавит, отымеет и невероятно уязвит история в этом журнале, – говорит Кортни. – Но ее угнетающая сила была довольно велика. Это было невероятно. Я прочитала факс, и меня затрясло. Я знала, что мой мир рухнул. Я была мертва. Вот и все. На всю оставшуюся жизнь. Мало того, что я буду ходить с огромной черной меткой, так еще и за любое счастье, о котором я мечтаю, мне придется бороться всю оставшуюся жизнь. Так не должно было быть, но я подвергла себя опасности. Если бы я не принимала тогда наркотики, мой разум был бы достаточно ясен, чтобы понять, что она имела в виду на самом деле, я не была бы столь откровенна, я бы поняла, каким именно образом вписываюсь в схему мира Vanity Fair.

Кортни предпочитает думать, что эта история была своего рода подставой – возможно, организованной Мадонной, любимицей Vanity Fair, чей новый лейбл, Maverick, она недавно громко отвергла.

Но более простое объяснение заключается в том, что статья о Кортни способствовала активному распространению тиражей – она была откровенной женщиной с ярким прошлым, которая случайно вышла замуж за рок-звезду того времени. Кобейны хоть и утверждают, что статья лжива, но в то же время признают, что произведение Хиршберг было по крайней мере интересным чтивом – и худшим, что когда-либо случалось с ними.

Кортни записалась в больницу, по ее словам, «потому что я сходила с ума. Я собиралась принять наркотики. Я не из тех, кто принимает наркотики в моменты кризиса, обычно я принимаю их, когда счастлива. Я действительно была готова убивать себе подобных. Я была на девятом месяце беременности. Я не могла покончить с собой, поэтому за две недели до рождения ребенка легла в больницу».

Тем временем Курт проходил детоксикацию и снова испытывал невыносимую боль. Не в состоянии есть, он был помещен под капельницу и в определенное время становился все слабее и слабее, а затем наступало улучшение. Его реабилитация затянулась из-за того, что ему время от времени давали морфий, чтобы снять боли в животе.

Курт повидал целый батальон специалистов в области желудочно-кишечного тракта, которые делали ему рентген, проверяли верхние и нижние отделы желудочно-кишечного тракта, проводили томографию и т. д. Он был слаб. И был готов сорваться.

– Курт плакал уже несколько недель подряд, – говорит Кортни. – Ничего, кроме плача. Мы только и делали, что плакали. Это было ужасно.

Поначалу Курт не понял всей сути истории с Vanity Fair.

– Это было явно неприятно, – говорит он, – но я был в таком уязвимом состоянии, и мой разум был настолько затуманен после приема наркотиков, что я предпочел бы просто отложить этот вопрос на некоторое время, но Кортни была очень расстроена этой ситуацией. У нее вот-вот должен был родиться ребенок – и она явно не была в состоянии затуманенного сознания.

Постепенно до Курта дошло, как эта история влияет на их с Кортни репутацию.

– Однажды я пришел в себя и понял, как это ужасно, – говорит он. – Статья определенно оказала негативное влияние на наше финансовое благополучие, наш имидж и все остальное.

И поскольку статья в Vanity Fair была основана по большей части на неназванных «внутренних источниках», им пришлось столкнуться с глубоким разочарованием и паранойей, возникшими из-за того, что некоторые из их самых доверенных друзей и партнеров предали их.

– К тому времени мы уже превратились в карикатурных персонажей, и это оправдывало всю ложь и слухи, – говорит Курт. – Мне показалось удивительным, что кому-то может сойти с рук что-то подобное, и Хиршберг не посадят за это в тюрьму, не арестуют и не засудят. Я думал, что мы сможем подать на нее в суд, но на то, чтобы бороться в суде с издателем Vanity Fair и Conde Nast, который поддержал бы ее, потребовались бы миллионы долларов.

Я просто решил: «К черту все это, я больше не хочу быть в группе. Это не стоит того. Я хочу убить Хиршберг», – говорит Курт. – Как только я выберусь из этой гребаной больницы, я убью эту женщину голыми руками. Я зарежу ее. Сначала я возьму ее собаку и выпотрошу ей кишки прямо у нее на глазах, а потом обосру ее и зарежу.

Курт был слишком слаб, чтобы сделать это, поэтому, по его словам, он подумывал нанять киллера, затем немного успокоился и подумал о том, чтобы попросить Дэвида Геффена потянуть за какие-то ниточки, чтобы уволить Хиршберг, иначе он ушел бы из группы. Ничего из этого так и не вышло.

Курт все еще ужасно сердится, когда речь заходила о статье Линн Хиршберг.

– Ей стоит надеяться, что я никогда не лишусь жены и ребенка, – говорит он. – Иначе, блядь, я отомщу ей. Прежде чем я покину эту землю, она обязательно встретится со мной.

Утром 18 августа 1992 года у Кортни начались схватки. Она ошарашила врачей, схватив капельницу и выскочив из палаты. Она зашагала к палате Курта, прямо через всю больницу, и крикнула ему: «Вылезай из этой гребаной кровати и спускайся сейчас же! Ты же не оставишь меня одну разбираться с этим, ИДИ НА ХРЕН!»

Она вернулась и обнаружила, что служба безопасности больницы сходила с ума.

Курт все еще был слаб после дозы снотворного и испытывал сильную боль, но немного позже ему удалось спуститься в родильное отделение.

В семь сорок восемь утра родилась Фрэнсис Бин Кобейн. Она весила семь фунтов одну унцию и, по словам Кобейнов, была совершенно здорова.

Курт не был свидетелем рождения собственной дочери. Он потерял сознание.

– Я рожаю ребенка, он вылезает из меня, а Курта рвет, он теряет сознание, а я держу его за руку и потираю живот, пока ребенок выходит, – говорит Кортни. – Это было довольно странно, – продолжает она, мрачно посмеиваясь.

– Я был чертовски напуган – вероятно, это был классический случай того, что переживает типичный отец, – говорит Курт, все еще подключенный к капельнице и в самом разгаре реабилитации. – Я был так слаб и болен и боялся, что с Кортни или с ребенком что-то случится.