Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Бои в районе Ростова-на-Дону. Комиссар танкового полка Абрасимов поднимает залегшую под огнем пехоту в атаку. Еще одно тяжелое ранение. Перебита нога. Госпиталь. Случайная встреча в 1943 году в Москве с секретарем ЦК Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко [100], который хорошо знает Абрасимова по работе в Белоруссии. Дальнейшая служба Петра Андреевича решена. Он готовит партизан для заброски в оккупированную врагом родную Белоруссию. Сам трижды десантируется на родные земли в глубоком немецком тылу. Где-то там осталась жена Мария Борисовна с крошками дочками Диной и Тамарой. К счастью, немцам об этом не было известно. Лихой партизанской атакой, сбив слабые заслоны немцев и истребив немецкий гарнизон, уводит жителей в лес к партизанам. Вскоре с партизанского аэродрома семья попадает на Большую землю… Он один из организаторов операции по уничтожению наместника Гитлера в Белоруссии гауляйтера Кубе.

Петр Андреевич никогда не рассказывал даже самым близким немецким друзьям о своем поистине героическом военном прошлом. Не потому, что он стеснялся, — так было лучше для его работы в Республике.

Он закончил войну в поверженной Германии. На груди четыре боевых ордена и красные полоски двух тяжелых ранений…

Когда в посольстве стало известно о восстановлении в Западном Берлине здания Рейхстага, он поручил Виктору Белецкому организовать вывоз в посольство кусков стен здания с сохранившимися надписями наших солдат-победителей. Белецкий сумел договориться с простыми немецкими рабочими-строителями и вместе с товарищами вывез на машине несколько десятков ценных экспонатов. Один из них был передан в Центральный музей Вооруженных сил России. Получить бесценные для нас куски плит с надписями официальным путем вряд ли было возможно. Западноберлинский сенат торопился с ремонтом, и часть надписей уже была уничтожена. Рабочий класс Западного Берлина в лице строителей с пониманием отнесся к нашей просьбе и помог безвозмездно вынуть и погрузить плиты. Денег рабочие не взяли, но в качестве подарка с удовольствием и благодарностью приняли ящик русской водки.

Берусь смело утверждать, что в свое время по популярности чрезвычайный и полномочный посол П.А. Абрасимов превосходил всех послов Запада и Востока в обеих частях Германии. К тому же, по заявлению западной прессы, он был и самым импозантным послом.

Родственников у основателя Коммунистической партии Германии Карла Либкнехта [101]было великое множество. Судьба разбросала их по разным странам. Кроме Германии были они и в Голландии, и в Швейцарии, разумеется, и у нас, в Советском Союзе. Часть из них восприняла коммунистические идеалы, отстаивала их и гордилась знаменитым родственником, трагически погибшим во время революции в Германии. Естественно, были среди них и такие, кто не имели никакого отношения к коммунистическому движению. Более того, в период нацистской Германии осуждали коммуниста-революционера Карла Либкнехта и даже выступали с соответствующими заявлениями в центральном органе нацистской партии газете «Фелькишер Беобахтер» [102], отмежевываясь от своего родственника-коммуниста. В частности были два старика, волею судеб очутившихся в Западном Берлине, где и проживали. Один из них умер естественной смертью, после чего и произошли описываемые мною события. Именно эти два старичка и были теми родственниками Карла Либкнехта, дважды отрекавшимися от него в прессе и осуждавшими коммунизм, что, возможно, и спасло их от концлагеря, а стало быть, и от неминуемой смерти.

Так получилось, что я был знаком с сыном великого немца Карла Либкнехта — Вильгельмом, которого в семейном кругу и близкие друзья ласково назвали Хельми. Было ему тогда за 60. Он сохранил удивительную бодрость, энергию и жизнелюбие. Познакомился я с Хельми у моих близких немецких друзей. Посол об этом знал. Вызвав меня, Петр Андреевич как-то невесело произнес:

— Звонили из Москвы. Завтра в Берлин приезжает сын Карла Либкнехта на церемонию кремации родственника отца. Он жил в Западном Берлине. Там же живет и брат умершего. ЦК КПСС разрешил сыну Либкнехта попрощаться с покойным. Поэтому завтра я приму вас обоих и вы, пока Вильгельм Либкнехт будет в Западном Берлине, поопекайте его. Мало ли что может случиться. А вдруг провокация? Дело осложняется и тем, что приехавшая в Берлин совсем недавно из Москвы на постоянное жительство в ГДР дочь Вильгельма Майя тоже хочет вместе с отцом попрощаться с покойным в Западном Берлине. Родственники все же. В ЦК СЕПГ не возражают. Свяжитесь с ней и обговорите поездку в Западный Берлин. Учтите, если что-то случиться, вы отвечаете головой, — закончил посол.

— А что может случиться, Петр Андреевич? — спросил я посла. — Вильгельм не раз выезжал в ФРГ и Францию через Западный Берлин. Его дочь никогда не была на Западе, но не останется же она там, не попросит политического убежища. Это абсурд.

— Не знаю, — после небольшой паузы и глядя в окно задумчиво произнес посол. — Случись что-либо непредвиденное — отвечать будете вы.

Выйдя от посла, я по телефону договорился с Майей о встрече и скоро был у нее в маленькой однокомнатной квартире, где еще с незапамятных времен функционировало печное отопление. «Скромненько», — с самыми хорошими мыслями подумал я о внучке выдающегося немецкого коммуниста. Майя оказалась миловидной москвичкой, приехавшей в ГДР после окончания вуза. Работала инженером на одном из крупных государственных химических предприятий Берлина. Мило побеседовав, мы расстались. Через день я на своей машине с дипломатическим номером вместе с отцом и дочерью Либкнехт выехал в Западный Берлин. Их дальний родственник, брат усопшего, оказался совсем немощным стариком, проживавшим, если мне не изменяет память, в районе Вильмерсдорфа в маленьком особнячке, который даже с большой натяжкой трудно назвать виллой. Особенно приветливо и гостеприимно нас встретила гражданская жена старичка, оказавшаяся в прошлом простой рабочей, давно находившейся на пенсии. Она последние годы, и это было заметно, трогательно ухаживала за своим старичком мужем. Детей у них не было. Ничего особенного в обстановке дома я не заметил, кроме изумительной работы неизвестного художника портрета маслом второй жены Карла Либкнехта Натали. Очень красивая женщина.

Выяснилось, что сын Либкнехта никогда со стариками в Западном Берлине не встречался, но знал, что такие существуют. Знал он также, что они при нацистах осуждали отца.

Пока хозяйка угощала нас кофе, Майя неожиданно сказала, что хотела бы использовать внезапно открывшуюся перед ней возможность встретиться здесь, в Западном Берлине, со своим другом, который специально прилетел сюда для встречи с ней. Внутри у меня все похолодело. «Начинается, — подумал я. — Прав был посол. Все могло случиться. Чертовка, не сказала мне об этом дома, в нашем Берлине. Ясно, побоялась, что не разрешат выезд. А тут такой удобный предлог — смерть родственника. Что делать? Не сажать же ее в машину ине везти обратно в Демократический Берлин. А вдруг сбежит! Попросит политического убежища! И хана мне! Скандал международный! Ну почему я так думаю? Майя нормальный, воспитанный в нашей среде человек. Нельзя ей не верить! Да и как я могу ей запретить встречу, может быть, с любимым человеком. Будь что будет! Не буду создавать скандальную ситуацию». А вслух сказал: