Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Когда Борис выходит на прямую линию, он замечает вдалеке хозяйку квартиры. Она по условиям встречи уже должна была находиться в телефонной будке, а увидев разведчика и не получив сигнала опасности, войти в боковую аллею. Она явно опаздывала на несколько минут. Это обстоятельство тоже учитывалось. Борис просто должен был замедлить шаг. Ее фигурка только приближалась к телефонной будке, когда небо разорвалось громовыми ударами и блеском молний, вспышки которых были особенно яркими в мгновенно померкнувшем дне. На землю обрушился ураганный ливень. Казалось, небо разверзлось, и потоки воды хлынули на город. Несколько мгновений — и Борис промок до нитки. Спасение для обоих было одно — телефонная будка, куда они оба и устремились. Кругом — ни души. Вокруг грохочет и сверкает.

Молодая женщина вымокла вся целиком. С головы и легкой летней одежды стекает вода. Мокрое платье плотно облегает ее привлекательные женственные формы. От мокрого и разгоряченного бегом молодого женского тела исходит волнующий любого мужчину запах. Он заполняет все маленькое пространство тесной будки. От такого запаха кружится голова. Порывы ураганного ветра внезапно стихают. Становится чуть светлее. Грохочет где-то уже в стороне. Но дождь продолжается, правда не такой мощный, как несколько минут назад. Можно слегка приоткрыть дверь будки. Проникающий в тесную кабину воздух приятно холодит разгоряченные лица. Они закуривают, выпуская дым в дверную щель. Женщина передает разведчику завернутую в целлофановый пакет долгожданную весточку-письмо и получает в ответ такой же целлофановый пакет — там деньги и зашифрованная инструкция с новыми условиями связи. Если эта инструкция попадет в чужие руки, непосвященный не поймет, о чем идет речь…

Женщина поворачивается к шефу. Она стоит так близко, что Борис чувствует ее дыхание. Он впервые за все их встречи так детально и близко видит ее веснушчатое и такое волнующе красивое лицо. Почему-то в памяти всплывает голос его любимой берлинской киноактрисы Кнеф, исполняющей знакомый каждому берлинцу шансон: «Berlin! Dein Gesicht hat Sommersprosseln, und dein Mund ist viel zu gross» [60]…

Зеленовато-лучистые глаза женщины, как кажется Борису, с нежностью и зовуще смотрят на него. Он чувствует, что сейчас что-то может произойти. Сейчас они прикоснутся друг к другу. Нет, он не имеет права. Не должен терять голову. Они оба разведчики, боевые товарищи. Наверное, женщина чувствует то же самое. Она продолжает улыбаться ему, но уже не так зовуще-призывно, как несколько мгновений до этого. Она впервые за все их пусть и короткие встречи прикасается к его щеке своими полными и такими волнующими губами. Резко отстраняется и выскальзывает в приоткрытую дверь.

— Привет товарищам и шефу!

Шлепая размокшими туфлями по лужам, она исчезает в завесе дождя. Спустя пару минут, выкурив еще одну сигарету, не дожидаясь окончания дождя, Борис тоже покидает будку. Почти бегом выходит в обусловленную с прикрывающими его товарищами точку. Делает знак, что с ним все в порядке…

Докладывая результаты этой необычной «моменталки», условия которой были нарушены внезапной природной стихией, он все в деталях рассказал начальству… кроме пережитого им «солнечного удара» в будке. Природа! Он гордился собой, что сумел справиться с охватившим его чувством нежности и желания. Свой доклад он закончил словами:

— Все-таки хозяйка нашего «почтового ящика» большая умница и отличный помощник.

Эта была самая маленькая аудитория за всю мою «лекторскую» деятельность в ГДР. Короткий осенний день. Несколько часов езды машиной Общества германо-советской дружбы (ОГСД) с немецким водителем (такое тоже иногда бывало) в Саксонию. Не помню, по каким причинам плановая лекция перед немецким коллективом была отменена. Нам стало об этом известно уже по прибытии в районное отделение ОГСД. Извинились немецкие товарищи и, чтобы не пропадала поездка, предложили встретиться с народом в одном из сельскохозяйственных производственных товариществ, по-нашему — колхозов.

Там тоже что-то «не сработало», и дело кончилось дружеской встречей с одной из крестьянских бригад этого товарищества. Пока шли переговоры, пока ехали в далекую сельхозбригаду, прошел еще час. Стало темнеть. Приехали. Деревянный длинный дом-бытовка на колесах, где-то в конце огромного поля. Нас ждали. У входа гостей встречают две девушки в нарядных народных деревенских одеждах. Входим. Аккордеон и мандолина в руках парня и девушки, одетых в синие рубашки с эмблемами Союза свободной немецкой молодежи — ССНМ (как наш комсомол). По взмаху симпатичной девушки в такой же рубашке члена ССНМ схода «берут» «Подмосковные вечера». Все присутствующие, за исключением играющих музыкантов, приветствуют советского гостя и прибывших с ним представителя районной ОГСД, водителя и двух руководителей товарищества дружными аплодисментами. Все улыбаются. Снова взмах руки «дирижера» — и музыканты и еще четверо присоединившихся к их исполнению женщин продолжают все хором петь «Подмосковные вечера». Поют слаженно, красиво. Понятно, что в этой деревне, как и в большинстве подобных мест, есть свое хоровое общество. Такие встречи с хоровым пением при музыкальном сопровождении приняты у наших немецких друзей. Меня, как дорогого советского гостя, встречают советской песней. Членов бригады, куда входят и музыканты с хором, 15 человек. Всех вместе — 20. В вагончике становится душно. Две «летучие мыши» ярко освещают небольшое помещение.

Начинаю свое «выступление». Называю себя и прошу представиться бригаде. Это охотно и с юмором принимается. Каждый называет себя, со смехом уточняя свое семейное положение и социальный статус. Бригадир — женщина в возрасте. Член СЕПГ. У нее две замужние дочери и четверо внуков. Муж не вернулся с Восточного фронта. Обычно я не читаю по бумаге свое выступление, а рассказываю содержание темы, обращаясь к записям за нужной цитатой, цифровыми и другими данными. На сей раз я решил превратить доклад в беседу. Рассказывал о наших достижениях в области экономики и внешней политики, сравнивая их для наглядности с достижениями и успехами в Республике. Я пытался втянуть в беседу некоторых, кто помоложе и с пытливым взглядом. Это мне удалось. Все проходило удачно, кроме неожиданно для меня возникшего языкового барьера. Я знал, что даже немцы из других регионов Германии не всегда понимают содержание саксонских песен, поговорок, а иногда и речь. Деревенский народ простой, без особого образования. Местный саксонский диалект — один из самых тяжелых и непонятных из многочисленных немецких диалектов. Я понимал их с трудом. Почти каждый вопрос переспрашивал. Иногда возникали комичные ситуации, и мы вместе посмеивались. Наконец-то вопросы прекратились.