Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

— Она из района и приезжает уже второй раз, — поддержала меня врач-психоневропатолог, принимавшая меня.

— Ну, хорошо, — махнул недовольно рукой Лещинский. — Завтра можете узнать.

Вежливо поблагодарив профессора, я вышла из кабинета.

На другой день я пошла к тов. Анисимову.

— Вам известно уже заключение о состоянии моей психики?

— Да, известно. Но я не сообщу о нём ни Зорину, ни вашему Соловьеву.

— Почему?

— Потому что оно не в вашу пользу.

У меня так и упало сердце. Ну что они могла написать обо мне?

— А можно мне прочитать это заключение? — несмело попросила я.

— Можно. Я сейчас его принесу.

Он вышел из кабинета, быстро вернулся с листком бумаги и подал его мне.

«Отклонений в психике не обнаружено», — читала я.

Ну, слава богу! Хоть тут-то всё благополучно.

«Имеет склонность выискивать действительные и мнимые недостатки и писать о них».

Это я-то «выискиваю» недостатки? Да ещё мнимые? Ничего подобного! Есть когда мне бегать выискивать недостатки с такой семьей! Да и для чего я буду делать это? Нет, не понял меня тов. Лещинский или, вернее всего, господин Соловьёв уже успел переговорить с ним и дать соответствующую информацию обо мне.

«Усиление общественной активности за последнее время связано с климактерическим периодом».

Вали всё на климактерический период! Как будто я когда-нибудь была другой! Общественно-пассивной. Интересно, сколько же времени, по их мнению, продолжается этот климактерический период?

Молча возвратила я листок тов. Анисимову.

— Вот видите, что они написали? Ваши же в районе могут использовать это заключение против вас.

Я мысленно поблагодарила тов. Анисимова за сочувствие по отношению ко мне.

— А о том, что я психически здорова, могу я сообщить Зорину?

— Сообщайте. А теперь давайте разберём ваше письмо. То, что вы написали нам — хорошо. Но вот в отношении Васильевой….

О.К. Васильева — бухгалтер нашей участковой больницы. Она — сердечница. Кроме того, страдает отложением солей в позвоночнике. С трудом ходит на работу, а бросать не хочет: ей осталось три года до пенсии. Ей противопоказана работа в наклон, длительные поездки на автомашине. Несмотря на состояние её здоровья, Куклин решил послать её вместе с другими сотрудниками больницы в колхоз на заготовку веткорма в отместку за замечание по поводу оформления врачом фиктивных документов.

— Я бы ведь могла сына за себя послать. Он бы не меньше меня сделал. Врач ни за что не согласился, — рассказывала она мне.

Я была вполне согласна с ней: её сын, ученик 9-го класса, сделал бы, конечно, ничуть не меньше её. Посылать такого больного человека на работу — было просто жестокостью со стороны врача.

Об этом я и писала в своём письме, которое мы сейчас разбирали с тов. Анисимовым.

— Не суйтесь вы, пожалуйста, не в свои дела, — повысил совсем неожиданно для меня замминистра здравоохранения голос.

Я с удивлением уставилась на него, а он продолжал:

— Если вы будете защищать всех, кто отказывается ехать в колхоз, там некому будет работать.

Что я могла возразить ему? Повторить то, что уже написано было в моём письме о том, что посылался больной человек?

Бесполезно.

— За неё же мог бы поехать её сын, если бы ей объяснить…, - как можно спокойнее и осторожнее ответила я.

— Что — сын? Не сын работает, а она, — снова повышенным голосом ответил Анисимов и опустил глаза, вероятно, чувствуя, что я понимаю, что он говорит не свои слова.

— Для меня важнее человек, — тихо ответила я, не желая в интересах общего дела обострять отношения с Анисимовым.

Дальше разбор уже пошёл на спокойных нотах.

— Комиссия пришла к выводу, что у Веселкова всё же был не туберкулёз, как было записано в свидетельстве о смерти о причине его гибели, а видимо, прободение язвы желудка, — рассказывал мой собеседник.

Я подумала, что это вполне вероятно, хотя сват и не жаловался на боли в желудке, и что он сам, постоянно принимая спиртное и тем заглушая боль, виноват в том, что её не обнаружили вовремя.

— В общем, мы все виноваты в том, что ослабили контроль за работой больниц. И спасибо вам за письмо. О решении по нему мы вам сообщим.

— А как вы решили с Куклиным?

— Куклина мы от вас возьмём. Его нельзя больше оставлять там.

В душе я была полностью согласна с ним, но, помня наш разговор с Там. Андр., спросила:

— Кого же вы к нам пошлёте вместо него?

— А пока никого. Где мы вам возьмём врачей до нового выпуска? Пусть пока полечат ваши фельдшера.

— Как же можно оставить посёлок без врача? Не забывайте, что у нас 2,5 тысячи населения. Ведь меня съедят тогда за письмо, если у нас не будет врача. Лучше уж пусть накажут его строже по партийной линии и хотя бы до весны оставят на месте.

— Ну, посмотрим…. Мы вам сообщим. А за письмо ещё раз спасибо.

Вроде бы всё складывалось хорошо. Но в душе всё продолжал биться вопрос: «Правильно ли я сделала, что написала?» Перебирала все «за» и «против». Особенно волновалась за Васильеву О.К… Не подставила ли я её под удар? Сможет ли она с её больным сердцем отстоять правоту? И решила, наконец, что сделала правильно. Письмо заставит усилить контроль за работой врачей, особенных участковых больниц, где они, работая в одиночку, бесконтрольно, чувствуют себя полными хозяевами, заставит их внимательнее быть к больным без различия их занимаемого положения, более требовательно относиться к своей работе. Ну, а Ольгу Константиновну я в обиду не дам. Пусть для этого ещё раз десять придётся куда-либо съездить. Да и Куклин, думаю, будет опасаться ей что-нибудь сделать плохое.

На другой же день по приезду из Ижевска в посёлок я пошла в школу, чтобы сообщить Зорину, что я психически признала совершенно здоровой. Нарочно постаралась позвонить из школы, хотя есть домашний телефон, чтобы все в коллективе узнали о результатах нечистой возни вокруг меня.

«Вы стараетесь делать скрытно, чтобы никто ничего не знал, я буду действовать наоборот. У меня нечего скрывать от людей», — решила я.

Зорина А.И. я по телефону рассказала быстро. Он словно ждал моего звонка.

— Скажите, пожалуйста, всем, кто так настойчиво добивался, чтобы я побывала у вас на приёме для проверки психики, и вы сами знайте, что я по направлению заместителя министра здравоохранения тов. Анисомова была на приёме в Ижевске не только у врача-психонервопатолога, но и у профессора-психиатра. Психика моя признана совершенно нормальной. Можете свериться в Министерстве здравоохранения, — торжествующе сообщила я.

— Да? Хорошо…, - прозвучал в трубке тихий, растерянный голос, ничего общего не имеющий с тем, каким Зорин доказывал мне необходимость проверки моей психики.