Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

Очень скоро пришел ответ, в котором сообщалось, что моё письмо получили, что корреспондента командировать они не могут и что, если я не возражаю, они моё письмо направят в Красногорский РК КПСС с просьбой разобраться.

Я ответила, что решительно возражаю против этого, так как наперед знаю, что из этого получится.

"Без присутствия кого-то свыше они своих ошибок не признают, а меня обвинят в кляузничестве и всё" — писала я.

Попросила отправить моё письмо или в Обком нашей республики, или в редакцию "Удмуртской правды" с тем, чтобы они сами во всём разобрались.

Письмо, как мне сообщили из "Правды", направили в Обком.

В один из дней начала 1973 года меня вызвали в Поссовет. Очень вежливо там поздоровался со мной не высокого роста худощавый человек средних лет, который назвался инструктором Обкома Саушкиным Борисом Петровичем. В ожидании остальных он расспросил меня о моей семье, о детях, а я в свою очередь дала почитать письмо Бориса Морозова, моего ученика, в котором он называл меня ярым атеистом.

Появилась тучная фигура Соловьёва Е. П., подошли наш секретарь парторганизации Берестова С. М. и директор школы Дубовцев М. А.

" Он-то по чьей просьбе и зачем пожаловал?" — удивилась я про себя.

Саушкин рассказал кратко содержание моего письма.

— Колотова сейчас работает пропагандистом. Никаких претензий мы к ней не имеем, — спокойно заявил Соловьев после сообщение Саушкина.

— Зато я имею к вам претензии, — начала я. — Скажите, за что ко мне вы оказали такое недоверие? Сказали что я, работаю пропагандистом. Не по вашей рекомендации и желанию стала я им.

Рассказала, как это произошло.

— Люди просят с ними работать, доверяют, а Райком нет. Доверили Короткову Сергею, а мне — нет, я не заслуживаю доверия.

— А что Коротков? Разве он не достоин доверия? — спросил Саушкин.

— Коротков? Был он председателем Поссовета. Через год его оттуда убрали. Правда, за это время успел приобрести себе и своей родне особняки. Был послан секретарём в колхоз им. XXI партсъезда. Убрали за пьянку. Был председателем Рабкопа. Неделями пьянствовал, не выходил на работу. Убрали. Последнее время работал в лыжном цехе мастером. Пил с подчиненными. Поссорился с начальником цеха Такаевым. Ушел работать на завод в стройбригаду. А в семье как себя ведет? Прошлым летом жена приходила жаловаться на него: застала в постели с другой женщиной и облила его нечистотами. Один сын у них и того отослали после восьмилетки в училище, а не в 9 класс. Вот такому доверяют, а мне — нет, мне нельзя доверять, почему? Вот вы указали мне на беспринципность в вопросах религии, — продолжала я, — а ученики мои называют меня даже не просто атеистом, а ярым атеистом. Слышите Евгений Петрович, ярым атеистом. Староверы даже грозились убить меня после того, как я помогла Сабрекову Кафису, татарину, вырвать из их среды свою невесту, да еще и статью написала об этом. Вот она, эта статья. Можете почитать.

Я развернула перед ними статью, написанную мной в "Комсомолец Удмуртии", за которую мне действительно угрожали расправой.

— Мы имели в виду только случай с Лепихиной, — оправдывался Соловьёв.

— Как же так, везде я была непримиримая к религии, а тут вдруг, по-вашему, стала беспринципной? В деле с Лепихиной большая ваша вина. Вы бы вполне могли не допустить этого.

И я повторила для товарища из Обкома то, что уже говорила Зориной Л. И.

— Вы знаете, какой это работник был! И как завуч, и как пропагандист. Ценить бы надо таких людей, как Тамара Ан. и беречь их, а вы что сделали? Она же сейчас больше в больнице лежит, чем работает. Нигде, никогда не мирилась с религией, где бы мне ни приходилось сталкиваться с ней. Кстати, почему вы так непримиримы к религии и весьма примиримы к пьянству? Разве не одинаково несовместимы с пребыванием в партии пьянство и религия? Почему вы так непримиримы к одному злу и терпимо относитесь к другому? Где тут ваша принципиальность?

Соловьев молчал.

— Даже в нашей школьной парторганизации нет настоящей непримиримости к пьянству…

И тут я совершил ошибку: привела в качестве примера давний случай с Берестовым Ю.А., напившимся до такой степени, что его уроки пришлось вести другому физруку. Об этом мне рассказала на второй же день после случившегося его жена Сагида Михайловна, и мы обе повозмущались тем, что его нигде даже не обсудили. Этот случай очень запомнился мне, поэтому сейчас сразу всплыл в памяти и подвернулся на язык, хотя можно было привести в подтверждение сказанного целый ряд более свежих примеров.

Не зря в душе шевельнулась неясная тревога во время моего рассказа о Берестове. Не подумала я о том, что мои слова тут же вызовут отрицательное ко мне отношение Сагиды Михайловны.

— Ну, уж ничего подобного! Наша парторганизация всегда борется с пьяницами, — резко запротестовала она.

Чувствуя, что тут его никто не одернет, во всю ширь с критикой в мой адрес развернуться Дубовцев М. А.

— Вы везде пишите. Наверное, уже забыли, как писали по поводу того, что у нас не хватает детских учреждений?

А я и вправду уже забыла об этом. Только позднее, отыскав блокнот с записями об этом деле, вспомнила, сколько бурных споров с депутатом Поссовета Дубовцевым у нас было по поводу ходатайства о строительстве детских дошкольных учреждений в нашем посёлке. Всего было в нём пятьсот человек детей дошкольного возраста и только 20 мест для ясельников и 45 для детсадников.

— Вы — депутат. Ваша обязанность сделать всё, чтобы родители могли спокойно работать, не думая об оставленных дома одних малолетних детей. Здесь не могут решить вопрос об этом, значит, надо дальше писать, — доказывала я Дубовцеву.

— Ну и пишите. Депутат не обязан это делать. Не строят, значит, нет возможности для этого у государства.

Нет, не болела душа у этого «народного посланца» ни о детях, ни об их матерях, вынужденных оставляет своих малышей без присмотра.

Пришлось писать мне.

— Помните, тогда тоже приезжали по вашему письму? — напоминал сейчас Дубовцев. — Вы не учитываете экономических возможностей государства, что можно и что нельзя делать.

«Очень учитываю, — возражала я про себя. — Куда больше, чем ты».

«Да, действительно приезжали», — вспомнила я потом. После того был построен деткомбинат в лесопункте, была изыскана возможность выстроить подобный комбинат на заводе, и потребность в дошкольных учреждениях была полностью удовлетворена. Нашлись и средства у государства для этого.

— Пишите, беспокойте людей. Вы и в школе только раздор сеяли, весь коллектив разлагали. Вот сейчас вас нет, и у нас всё тихо и спокойно.

«Очень «тихо и спокойно», — с иронией подумала я, вспомнив недавнее открытое партсобрание и бурную критику в адрес директора, но и тут промолчала, решив, что возражать бесполезно.