Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

В начале апреля меня пригласили в Красногорское на семинар рабселькоров, попросив поделиться опытом своей работы. Я поехала.

Меня очень удивило малое количество людей пожилого возраста на семинаре. Больше школьники.

«Не в почёте, верно, рабселькоры вообще в Красногорском районе», — подумалось мне.

До меня выступил начальник районного ОМ Влад. Мих. Аверин. Когда-то он учился у меня в вечерней школе, одобрял наш «Устный журнал» и даже давал для него иногда материал.

На этот раз в своём выступлении в мой адрес он сказал:

— Много статей, направленных на борьбу с пьянством и хулиганством пишет Колотова Анастасия Николаевна, помогая нам в борьбе с этим антиобщественным явлением.

«Нет, не будет уже больше долго этих статей в газете», — с какой-то затаённой грустью, смешанной с горькой обидой на Райком и мучительными думами о возможностях продолжения борьбы со злом, думала я.

В своём выступлении рассказала, как начала писать, где беру материалы, как готовлю статью.

— После выхода статьи всегда стараюсь узнать, как восприняли её читатели, что в ней понравилось, и что нет, с чем они согласны в статье, а с чем — нет, — рассказала я.

Сказала и о том, как трудно работать, рабкору без поддержки и как нужна она ему. Рассказала об отношении ко мне, как к рабкору, со стороны руководителей и Райкома.

После семинара попросила Октябрину Михайловну Сидорову, ведущую семинар, пригласить кого-нибудь из Райкома, чтобы в личной беседе выяснить всё, что мешает моему активному участию в печати, вызывает обиду и недоверие, бесполезно растрачивает моральные силы.

Рассказала ей всю историю зарождения неприязненного отношения ко мне со стороны Райкома.

— Пусть придёт кто-нибудь, и здесь вместе с Вами выясним все недоразумения. Мне легче будет писать, если я буду знать, что моё участие в газете найдет в Райкоме поддержку и одобрение, — попросила я Октябрину Михайловну.

Она пообещала кого-нибудь привести из отдела пропаганды и агитации.

Скоро она вернулась. Уже по выражению её лица я поняла, что просьбу мою она выполнить не смогла.

— Они все настроены против вас, и поддержки вам здесь не найти. Но вы не падайте духом, пишите. Мы всегда будем рады вашим корреспонденциям.

— Боюсь, что они запретят вам их печатать в газете.

— Ну, думаю, что этого не случится, — успокоила она меня.

С тяжёлым грузом на душе уезжала я с семинара.

Вспомнились многочисленные статьи, призывающие к активному участию в жизни, особенно часто за последнее время появляющиеся в печати, вспомнился Устав нашей партии, требующий того же от каждого коммуниста, а тут….

Как же крепко держатся старые методы руководства, обильно политые культом личности, и стремлением во что бы то ни стало удержаться на своём посту, любым путём сохранить свой авторитет и право повелевать.

Где-то в конце апреля меня опять вызвали в Поссовет. Снова встретил меня представитель из Обкома — симпатичное, розовощёкое лицо, светлые волосы.

Я поняла, что письмо моё опять было направлено в Обком.

Собираясь на беседу, я захватила с собой вырезанную из «Правды» статью о том, где пенсионеру состоять на учёте, узнала у секретарей парторганизаций лесопункта и завода, сколько в их организациях пенсионеров и какова их активность, взяла 4-ый номер «Рабоче-крестьянского корреспондента» — журнала, выписанного мне редакцией «Победы» в знак поощрения за рабкоровскую деятельность, где говорилось о том, что «долг каждой партийной организации — всемирно поддерживать рабкоровское движение на местах», что «регулярная рабселькоровская деятельность — это важная и почётная общественная работа, и, следовательно, принципиально не правы те, кто считает участие в печати «личным делом пишущих».

Кроме нас в кабинете восседал на своём председательском месте В.Д. Садаков, на стуле уместил своё тучное тело Соловьёв Е.П., бросая на меня недобрые взгляды. Немного позднее узнала, что в течении всей нашей беседы присутствовал Н.Д.Жуков, незаметно вошедший в кабинет и усевшийся позади меня.

— Вы уже писали в «Правду». Скажите, чем вызвано ваше второе письмо? — задал вопрос инструктор Обкома.

— Отношением ко мне Райкома, которое я считаю несправедливым. Всё началось с клеветы на меня со стороны работника Райпотребсоюза.

Я рассказала об этой истории, решив на этот раз больше опереться на свою рабкоровскую деятельность.

— Что вы сделали с этим Смольниковым, когда выяснилось, что огульное обвинение меня в шантаже не подтвердилось? — обратилась я к Соловьёву. — Ничего. Кого вы этим поддержали? Пьяниц, а не меня. А ваша попытка отстранить меня от пропагандисткой работы? Вы извинились тогда передо мной, а сами снова начинаете действовать на меня методом принуждения. За что вы решили убрать меня из школьной парторганизации?

— Ваши же коммунисты просили об этом.

— Кто просил? Дубовцев — мой главный идейный противник, да Берестов, которого не к учёбе потянуло, хотя он не имеет никакого права заниматься в школе и не пытался приобрести это право в течении всего времени работы физруком, а к созданию своего личного хозяйства, к обеспечению своего личного благополучия.

— А чем они хуже вас? Такие же коммунисты, — возразил Соловьёв.

— Вот, вот, для вас все коммунисты одинаковы. Вы хоть немного на моральный-то облик обращайте внимание. Мне попалась как раз статья в «Правде», где сказано, — продолжала я после некоторого перерыва, — в каком случае и для чего переводятся коммунисты — пенсионеры в территориальную парторганизацию.

Я зачитала отрывок, взятый из статьи, особо подчеркнув слова: «Главное — интересы дела».

— Я интересовалась, как обстоит дело с этим вопросом в других парторганизациях. В лесопункте из 26 человек 5 пенсионеров. Никакую общественную работу они их ведут. «На собрания-то еле-еле затаскиваем», — сообщили мне о них оттуда. И им никто не предлагает перейти в территориальную парторганизацию.

— Это не наша парторганизация, — бросил Соловьёв.

— Хорошо. А вот как обстоит дело в заводской парторганизации. Надеюсь, вы не скажете, что это не ваша парторганизация?

В меня стрельнул снова недобрый взгляд секретаря Райкома.

— Там 37 коммунистов. 8 из них пенсионеры и только двое из них ведут общественную работу. Им тоже никто не предлагает переходить в поселковскую парторганизацию. Почему же мне предложили туда перейти? Или вам активность моя мала показалась?

— Соловьев не нашелся, что мне ответить. Он только метнул на меня взгляд, который, по его замыслу, должен бы испепелить меня. Но я не «пепелилась», а спокойно сидела перед ним, жива и невредима. Ох, как я в душе торжествовала над ним, чувствуя себя выше и морально сильнее его!