Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

— Хочу помидорку, — потребовал он, косясь на меня.

Мать поспешно вытащила из сумки другую и подала мальчику.

— Не эту, вон ту, — указал он на лежащую передо мной.

— Саша, нехорошо так. Вот, возьми эту, — пыталась урезонить мальчика мать, схватив его за потянувшуюся к моей помидорке руку, и настойчиво предлагая другую.

Но мальчик вырвал руку и снова потянулся за той, что лежала передо мной.

— Хочу эту, хочу помидорку, — капризничал он, дергаясь всем телом и размахивая руками.

Покрасневшая мать с немым извинением посмотрела на меня.

— Ну, пусть возьмёт, — уступила я, неприятно пораженная невоспитанностью её Саши.

Мальчик удовлетворённо схватил поданную матерью помидорку, откусил раз и положил на стол. Есть он явно её не хотел.

Я опять сравнила этого баловня со своими детьми и с гордостью подумала, что ни один из них никогда не позволил бы себе такой выходки. Воспитываясь в большой семье, каждой из них привыкал делиться друг с другом и со взрослыми. Себялюбие и жадность решительно пресекались не только нами, их родителями, но и ими самими по отношению друг к другу.

На другой день, утром, хорошо выспавшийся мальчик дал себя одеть и обуть, не двинув при этом ни рукой, ни ногой.

— Саша, а ты умеешь надевать ботиночки? Ну-ка попробуй, надень сам, — снова не утерпела я, пытаясь вызвать у мальчика хоть какой-нибудь проблеск желания сделать это.

Но и сейчас мои слова не произвели на мальчика никакого впечатления. Верно, его действительно не приучили обращать внимания на слова старших.

— Скажи, Саша, вот вырасту большой, тогда и буду одеваться, — учила мать достойному, по её мнению, ответу мне.

За завтраком он так же, как и накануне, подобно беспомощному птенцу, только разевал рот при виде подносимой пищи, и лениво пожевав челюстями, проглатывал её.

«Кого вы растите? — так и хотелось бросить упрёк не в меру заботливой мамаше.

Дальнейшие события доказали, что мальчика не только не приучали к самостоятельности и труду, но и выращивали из него законченного эгоиста.

Вот он захотел посмотреть в окно и полез на лавку, даже не замечая того, что на ней сидит пожилая женщина, которой он наступает грязными ногами на платье. Для него она не существовала, для него существовал только он с его желаниями.

— Саша, что ты делаешь? — бросилась к сыну мать. — Разве не видишь, что пачкаешь своими ногами тётю?

Мальчик остановился. Только сейчас он обратил внимание на препятствие, вставшее на его пути.

— Пусти! — бесцеремонно дёрнул он за рукав женщину.

Та просто опешила от неожиданности. Потом это чувство сменилось чувством протеста, вмиг отразившимся на её лице.

— А вот не пущу. Я тоже хочу смотреть в окно, — глядя испытующе на мальчика, решительно заявила она.

Мальчик затолкнул в рот палец и озадаченно уставился на женщину. Он никак не мог представить себе, что кто-то другой может иметь своё желание, с которым надо считаться, а считаться он не хотел.

Удивляло то, что у матери поведение мальчика, не вызывало никакого видимого протеста.

Мы все ждали, что предпримет этот малолетний баловень.

— Мама, скажи тёте, чтобы она пустила меня, — обратился он за помощью к матери.

— А ты сам скажи. Пожалуйста, мол, пустите меня тётя.

Но мальчик продолжал умоляюще смотреть на мать. Сам он не умел и не хотел кого-то о чём-то просить.

— Мама, ну скажи ей, чтобы она ушла, — настойчиво просил мальчик.

На этот раз мать не решилась прийти сыну на помощь, понимая, что это вызвало бы наше общее осуждение.

— Скажи сам. Тебе надо сидеть у окна, а не мне.

Саша молчал, неприязненно поглядывая на женщину, которая почему-то не торопилась уступать ему место.

— Ну-ка я попрошу тётю, чтобы она пустила меня, — решил вмешаться в дело воспитания мальчика наблюдавший эту сцену мужчина соседнего купе. — Пустите меня, пожалуйста, — попросил он женщину.

— Вот так, Саша, надо, — назидательно сказала она, уступая место мужчине.

— Ну, а ты попроси дядю, — подсказала сыну мать.

— Дядя, пустите меня, пожалуйста, — произнёс, наконец, нужные слова мальчик.

Сколько времени потребовалось для того, чтобы заставить ребёнка понять необходимость вежливости! И сколько ещё потребуется усилий, чтобы закрепить в нём это понятие, не привитое ему с детства. А мать? Даже тут во всех её словах сквозило не столько недовольство поступком своего сына, сколько поведением женщины, не захотевшей сразу уступить Саше.

Эгоизм мальчика проявлялся во всех его действиях.

В наше купе молодая женщина внесла плачущую девочку месяцев шести. Мать нашего героя дала ей игрушку сына, чтобы успокоить маленькую.

Ох, какую быструю реакцию вызвало это у мальчика!

— Отдай, моя! — вырвал он свою игрушку из ручки девочки.

— Саша, разве можно так делать? Ну посмотри, какая она маленькая. Дай ей поиграть, — уговаривала сына мать.

Но тот, насупившись, уставился в пол и крепко прижал к себе игрушку.

— Не дам. Это моя, — упрямо повторял он.

Саша ничего не хотел делать для кого-то другого, ни в чём не хотел ущемлять своих прав, никому не хотел уступать.

— Ух, какая ты жадина! Я не буду тебя любить такого, — упрекнула сына раздосадованная, наконец, мать. Но сын никак не прореагировал на её слова, пропустив их мимо ушей.

Когда женщина вместе с сыном вышла из купе, мы молча переглянулись и покачали головами. Каждый, вероятно, подумал о судьбе этого мальчика и о тех, кто окажется в жизни рядом с ним.

— Сейчас такой, а что будет дальше? Как всё-таки плохо иметь одного ребёнка, — поделилась я своими раздумьями.

Что мальчик — единственный ребёнок в семье, не вызывало ни у кого сомненья.

— Она поймёт это, когда доживёт вот до таких волос, — добавила пожилая женщина, дотрагиваясь до своих седин.

— Он, наверное, у вас один? — кивнув на мальчика, спросила я молодую мать, для проверки догадки, когда та возвратилась в купе.

— Один, — подтвердила она. — На всех бабушек и тёток один.

— Постарайтесь, чтобы в вашей семье был другой, а то трудно вам придётся с сыном. Видите, какой он у вас растет.

— Ничего. Он же в садик ходит и уже становится лучше.

«Что-то не видно», — подумала я, а вслух сказала:

— С ним ведь и в садике нелегко. Да и не заменит садик полностью домашнее воспитание. Все-таки легче воспитывать, когда в семье не один ребенок. Лучше они растут, — убеждала я, вспоминая своих шестерых сыновей.

Молодая мать промолчала. Да и трудно было что-либо возразить. Слишком наглядно доказывал справедливость моих слов своим поведением её собственный сын.

Всё снова и снова возвращаюсь я в мыслях своих к тому памятному партсобранию, на котором разгорелся мой последний бой.