Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

В последнее время он часто стал возвращаться пьяным. Тогда он становился совсем другим. Ни за что придирался к жене, заводил скандалы, ни к чему вязался к детям.

Люба старалась делать всё, чтобы не было причин для его недовольства.

«Опять выпил, — догадалась Люба. — Господи! Да когда же конец-то этому будет?»

Слышно было, как Фёдор шарил у дверей, отыскивая скобу. Потом он ввалился в прихожую, грязный, с исцарапанным лицом. От него неприятно пахло перегаром.

— Что, опять ругаться будешь? Думаешь, испугаюсь, да?

— Не кричи. Дети спят, — как могла спокойнее попросила его Люба. — Иди, спи.

Она помогла ему стащить сапоги и уложила в постель.

Скоро Фёдор захрапел, а Люба долго сидела, погруженная в тяжёлые, невесёлые думы.

«Что делать? Куда пойти? Кто поможет в беде?»

По совету одной из сотрудниц решила обратиться к начальнику лесопункта, где Фёдор работал мастером.

Встретил её грузноватый пожилой человек с усталыми серыми глазами.

Он молча, не прерывая, выслушал Любин рассказ о семейных неурядицах и пообещал принять меры.

Люба немного успокоилась, но тревога за мужа так и не проходила.

На другой день она рано провела уроки в школе и вернулась домой. Отпустила няню, уложила Галинку и принялась штопать носки.

Неожиданно сильно стукнула калитка.

Люба выглянула в окно.

По дорожке, покачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча под нос, шёл муж. Заныло сердце.

Обгоняя отца, вбежал Юрка и шмыгнул в спальню. Потом вошёл Фёдор.

— Жаловалась? — обратился он сразу к жене, и в голосе его послышалась нескрываемая угроза.

— Ну, говорила…. А что делать мне, если ты всё время пьешь? Скажи, что мне было делать? Ты уже всех измучил: и меня, и детей. Когда конец этому будет?

Люба заплакала.

— Так жаловалась, говоришь? — не слушая, жены и не обращая внимания на её слёзы, повторил Фёдор свой вопрос.

Люба молчала, не зная, как ещё образумить мужа и только плакала, закрыв руками лицо.

Она не заметила, как Фёдор с перекошенным злобой лицом вплотную подошел к ней и схватил за горло.

Люба слабо вскрикнула, пытаясь оторвать давившие шею руки, потом захрипела.

— Не трогай маму! — кинулся к отцу Юрка.

— И ты туда же, щенок! — рявкнул Фёдор, готовый ударить сына.

Проснулась и заплакала Галинка.

Будто что-то оборвалось в Любе. Она собрала последние силы, вырвалась из цепких рук мужа и заслонила мальчика.

— Вон отсюда! — не своим голосом закричала выведенная из себя мать. — Уходи! Хватит! Нет сил больше, терпеть! Издеваешься надо мной, а теперь уж и сын щенок стал? Ты и его готов ударить! Тебе никто больше не дорог. Уходи!

Она широко распахнула дверь.

Первый раз в жизни видел Фёдор такой свою жену. Он оторопело уставился на неё и попятился к двери.

— Ладно, не кричи, уйду. Только посмотрю, как ты жить без меня будешь.

— Проживём. Тебя не спросим. Как уж придётся, так и будет.

Когда за Фёдором захлопнулась дверь, Люба бессильно отпустилась на стул.

«Вот и всё. Вот и кончилась наша совместная жизнь, — вяло и почему-то безразлично подумала она. Слёзы горячей струйкой покатились по её щекам. Она вытирала их тыльной стороной ладони, пытаясь унять, и не могла.

— Не реви, мама, — прильнул к её коленям сын. — Ну, чего ты так…. Проживём и без папки. Я всё-всё буду помогать тебе делать, и за Галиной следить и дрова носить, и за хлебом ходить в магазин, — перечислял он дела, от которых раньше старался нередко отделаться.

— Сынок ты мой хороший, — погладила она по белесой стриженой головке сына. — Был бы ты постарше немного….

— Ничего, мама, я скоро вырасту. Ты не беспокойся. Смотри, я уже какой большой, — вытянулся перед матерью сын.

Позднее она узнала, что муж совсем рассчитался и куда-то уехал. Попытки узнать его адрес ни к чему не приводили. Не помогла определить место жительства мужа и милиция. Фёдор как в воду канул.

Шли годы нелёгкой вдовьей жизни. От Фёдора по-прежнему не было ни слуху, ни духу.

Первое время она тосковала по мужу, горько плакала по ночам, уткнувшись в подушку, часто вспоминала первые годы жизни с ним и его, такого ласкового, заботливого, доброго, внимательного.

Видела она, что и сыну недостаёт отца. Временами он вопросительно смотрел на неё, порываясь что-то сказать, но видимо, не решался и отходил, низко опустив голову. Только уже в третьем классе его учёбы, и спросил:

— А папка приедет к нам?

Люба стирала бельё и не сразу ответила сыну.

— Не знаю, Юрик. А ты хотел бы, чтобы он приехал?

— Да нет…. Это я так….

Больше мальчик не спрашивал об отце.

Тоска с годами становилась глуше. Медленно зарастала душевная рана. Да и времени не было долго предаваться горю: на руках были дети, нуждавшиеся в её постоянной заботе. Юрику исполнилось 14 лет, когда в школу пошла и Галя. Прибавилось забот по хозяйству. И оторвавшаяся дверь, и упавший забор, и сломанный черенок топора — всё требовало мужской руки. Правда, сын во всём старался помочь своей матери, и хотя рос он крепеньким мальчиком, ему часто не хватало ни силёнок, ни уменья, ни сноровки.

От Фёдора так и не было никаких известий.

И вот он появился. Через десять лет! Вспомнил, что где-то есть семья.

Люба смотрела на измызганную одежду мужа, на воспалённые глаза, на всю его жалкую фигуру и не находила в себе ни прежней привязанности к нему, ни жалости. Перед ней стоял совсем чужой человек.

— Вот ты, какой стал, сынок, — хрипло заговорил он. — Ну, давай поздороваемся.

Он протянул руку, но она так и повисла в воздухе.

— Не признаешь, значит?

Юра с трудом узнал в этом опустившемся человеке своего отца. Что-то очень близкое и родное промелькнуло перед его мысленным взором из далёких лет детства и погасло.

— Не признаю. Не могу признать. Где ты был все эти годы? Почему не было тебя с нами, если ты наш отец? Как я могу признать тебя, если ты не хотел нас знать? Вот маму мы знаем, а отца…. Нет у нас отца! — решительно добавил юноша.

— Выходит я лишний?

Фёдор исподлобья посмотрел на сына, но, встретив отчуждённый взгляд, опустил голову.

— Ну, а ты, Люба, как? — обратился он к жене.

— А что я? Ты же бросил меня с детьми. За бутылкой погнался. Она тебе заслонила семью, дороже всего стала. Все годы даже не поинтересовался, как мы живём, легко ли, трудно ли нам. А сейчас что? Юра уже работает, глядишь, и Галя встанет на свои ноги. Трудное всё позади. И скажу тебе честно, Фёдор, выгорело, переболело у меня всё в душе, ничего к тебе не осталось. Чужим ты стал для нас. И сам виноват в этом. Иди, откуда пришёл. Мы уж как-нибудь и без тебя приживём.

— Выходит, зря я сюда торопился. Незачем было.

— Выходит, что так.

— Ну что же, спасибо и на этом.

Он плотнее надвинул на лоб шапку и поискал глазами рюкзак.