Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

Что же мне сейчас делать?

Знаю, не лестную характеристику пошлёт на меня Обкомовский деятель в ЦК тов. Белых.

В конце концов, что мне-то до этого! Не ради неё я добивалась справедливости. Зачем она мне?

В посёлке действительно нет врача, чем жители весьма недовольны. И справедливо. Придётся опять писать в Министерство здравоохранения.

Снова писать?

Да, писать! Только на этот раз я ознакомлю парторганизацию с моим письмом, раз они требуют этого.

Снова отнять у неё время?

Да, отнять!

А что они скажут на это?

Нет, больше биться в одиночку со всяким злом я не буду, хоть его и увижу. Больше нет сил.

В одиночку бороться вообще тяжело. Но что я могла поделать, если люди не хотели, ни во что вмешиваться, беспокоясь, прежде всего о своём спокойствии, боясь навлечь на себя чьё-то недовольство, боясь осложнить свою жизнь, а я не могла мириться со злом? Для большинства людей пока их личные интересы превыше всего. И таких, как я, знаю, пока единицы. Поэтому нам и трудно, поэтому нас и понимают, и поддерживает далеко не всегда.

Но это пока. Пройдёт ещё несколько лет, и людей, для которых потребность отдавать свой труд на общую пользу, не думая ни о каком материальном вознаграждении, будет самый характерный чертой, людей сильных и честных, не боящихся вступить в борьбу со злом появятся сотни, через десяток лет — тысячи, а потом и миллионы.

Вот тогда и наступит время, когда уклонение от общепринятых норм и законов будет таким трудным делом, что станет скоро совсем невозможным.

Наступит время, о котором мечтали лучшие умы человечества, ради которого жил и работал поистине великий В. И. Ленин.

Дома меня встретил Пётр. Не спал, хотя с полночи надо было на работу.

— Вот ты говоришь, что я отношусь к тебе не как к человеку. А знаешь, как я переживал за тебя! Я и к окну-то подходил, где вы заседали, смотрел, что там делается. Разденусь, лягу, снова оденусь.

— Чего же ты переживал? Боялся, поди, что исключат из партии?

— Ну да. Исключат, мол, да ещё и заберут совсем.

— Дурачок! Разве можно меня так легко исключить из партии, как бы ни хотелось этого Галимовым, Дубовцевым и им подобным? Время не то. Понимаешь? Другое время сейчас. Это раньше легко разделывались с такими, как я. Сейчас не разделаются, людского суда побоятся.

— Ну вот, добивалась очень партийного собрания. Много ли оно тебе помогло? Кто тебя защитил, кроме Тамары Андрияновны? — вопрошает мой Пётр. — Не-е-т, каждый только о себе думает. Кто-то будет говорить против начальства. Больно ты им нужна!

Я молчу, мне нечего возразить против совершившегося факта. Но это слышат мои сыновья. Нельзя никак, чтобы они были свидетелями бесплодности моей борьбы, чтобы в жизни своей не брались за борьбу со злом, боясь оказаться в этой борьбе без поддержки. И разве бесплодной бывает такая борьба, если даже и не удалось добиться победы? Нет, не бесплодна. Она уменьшает силу зла, делает более лёгкой победу над ним для других, вступающих в бой.

— А я и не ждала большой поддержки от нашей парторганизации. Просто мне хотелось выяснить до конца, кто какую позицию займёт по отношению ко мне, кто как себя поведёт. Ну, а что касается поддержки, так для меня такой явилось доброжелательное отношение ко мне в ЦК. Но не будут же из ЦК посылать кого-то из-за дела одного человека!

— Посылают, неправда.

— Да, из «Правды» могли бы послать, если бы наши написали коллективное письмо в защиту меня. Но не захотели сделать этого. Побоялись. Но ведь не везде так. Попробуйте наши теперь сказать, что нет правды, нет справедливости! Я сразу им отвечу: «А что вы сделали лично для того, чтобы восторжествовала справедливость?»

Да, есть она, эта правда!

Партийное слово — вот наша правда, да только не умеем, не хотим мы ни вдуматься в него и понять по-настоящему, ни поступать по нему в жизни. Разве не глубокой правдой звучат эти слова: «Регулярная рабселькоровская деятельность — это важная и почётная общественная работа, и, следовательно, принципиально неправы те, кто считает участие в печати «личным делом» пишущих. С особым вниманием партийные органы должны рассматривать вопросы действенности выступлений рабочих и сельских корреспондентов, защиты их от всякого рода «опровергателей», зажимщиков рабселькоровской инициативы и критики»

(«Рабоче-крестьянский корреспондент» № 4 за 1973 год).

И ещё: «Нельзя сверху обязать человека писать в газету. Рабкоры и селькоры берутся за перо по зову сердца».

(«Правда» от 18 января 1974 г.).

Вот она, наша, правда! Кто постарался понять её и отстоять? Никто. Всегда считали мою рабкоровскую работу моим личным делом. Делать, мол, нечего, вот и пишет, хотя регулярно писать начала задолго до выхода на пенсию, отрывая для этого время ото сна. Простые люди благодарили за статьи, подсказывали темы, а наши: «Мне ваши статьи не нравились» и все молчаливо согласились с этим.

Почему же нашим коммунистам — учителям стало не нравиться то, что нравится человеку, занятому непосредственно созданием материальных благ?

А какую неприязнь вызвала моя статья «Чего стоит доброта?», написанная в газету «Победа»! О, они почти все были против нее! И Галимов, и Дубовцев, и Сабрекова, и Гребёнкин, этот всепрощающий Лука из «На дне» Горького.

А разве не глубокой правдой звучат слова нашего партийного органа «Правды»: «Уметь жить — значит уметь не только работать и отдыхать, не только всегда учиться и совершенствовать своё мастерство, но и приобрести то, что составляет особую ценность в советских людях, — стремление бескорыстно служить социалистической Родине, сделать для неё как можно больше, жить радостями, планами, заботами коллектива, всей страны»?

(Передовая «Правды» от 6 октября 1974 года).

Поняли ли мы эту правду? Следуем ли мы ей? Кто защитил её?

Всю себя отдавала труду наша Лепихина Тамара Андрияновна. Как отстаивала, защищала она партийное дело, стремилась именно бескорыстно служить нашей Родине! Стоило ей чуть-чуть оступиться — и на неё обрушивается удар такой силы, после которого она может совсем не встать. Пусть Райком не знал, не видел её насквозь, но наши-то коммунисты знали! Знали её отношение к своей работе и к выполнению партийного поручения. И всё-таки стукнули, только потому, что так рекомендовал Райком. А потом и меня, хотя знают, что и я никогда не поступала ради своих корыстных целей, всегда стремилась сделать для людей, для своей Родины как можно больше.

Кто подчеркнул в нас именно эту черту? Никто. В отличие от Тамары Андрияновны меня стукал только Райком, наша парторганизация молчаливо поддерживала его.

«Нужно ставить в пример, окружать уважением и признанием тех, кто вкладывает в каждое поручение частицу своего сердца, сознательно и добровольно служит общему делу».