Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

Что-то снова переломилось в душе. Ушла из жизни та прежняя, боевая Анастасия Николаевна, которую знали в посёлке и, вероятно, уже не вернётся, как не могут вернуться назад прожитые годы.

Что же, пора. Ведь и старость уже не за горами. Всему своё время.

Может быть, смогу ещё время от времени ездить и писать об увиденном и услышанном, о том, что поразит вот так же, как поразил рассказ одной из моих попутчиц о бессердечном отношении дочери к своей матери, отдавшей ей всю свою жизнь, или поведение мальчика — единственного ребёнка в семье, эгоиста и баловня высшей марки.

Только вот всё пережитое за последнее время снова ухудшило моё здоровье. С обострением гипертонии вернулись головные боли, мучающие меня постоянно. Сдают слух и память.

Где уж тут думать о какой-то большой общественно-полезной работе!

Ушло время, ушли здоровье и силы. Не удалась попытка вернуться в строй и снова зашагать вперёд вместе со всеми.

Не удалась….

Когда-то вместе с мамой мы любили петь на два голоса песню, которую помню до слова поныне. Почему-то она всё время вертится у меня в голове — песня о соколе, решившем покинуть родные края, где он не нашёл для себя приволья.

Так и звучат в ушах слова этой песни:

Вот так и я. Плывет по жизни моё тело, а в нём душа на грани умирания. И вряд ли оживёт.

Малодушие?

Нет, просто смотрю правде в глаза. Молодому соколу, полному сил, не удалось поменять родимую сторонку, где не было приволья, на чужую сторону, а что уж обо мне говорить!

Мама, моя мама, думала ли ты, что твоя дочь так и не найдёт себе места для счастливой, радостной, и полнокровной жизни?

Признаться, я совсем не ждала, да и не особенно хотела, чтобы кто-то приехал из Райкома или Обкома к нам в посёлок по моему заявлению. Посещение инструктора Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС по Удмуртии Белых З.В., её внимательное и уважительное отношение ко мне во время беседы уже сделали сами по себе то, что мне было нужно: они как-то душевно успокоили меня, подняли моральный настрой.

Письмо моё в «Правду», было направлено, как мне сообщили из редакции «Правды», в Обком КПСС. Туда же было направлено и заявление в Комитет партконтроля при ЦК.

Оба они попали в Комитет партконтроля при Обкоме КПСС.

Товарищи из Райкома — заведующий отделом пропаганды и агитации Чувашов В.Е., мой недавний друг и союзник, а теперь устойчивый недоброжелатель, и первый секретарь Райкома Соловьёв, а также Председатель партийного контроля Обкома — пожилой, светловолосый, неизвестный мне доселе мужчина с серым, морщинистым лицом и бесцветными глазами, приехали задолго до начала собрания нашей парторганизации.

«Вероятно, успели уже со всеми переговорить, только со мной не сочли нужными», — мелькнула настораживающая мысль.

Но я тут, же успокоилась.

«Ну что же, пусть говорят. Я не боюсь. Правда, не на их стороне».

На собрании присутствовали все коммунисты нашей школы, правда, их у нас не так-то много.

И собрание началось….

О, это было не просто собрание, а историческая битва! Нет, ей никак нельзя затеряться среди огромного количества таких же битв, которые нет-нет да и разгораются в наш век больших перемен. И надо, чтобы потомки знали, с каким большим трудом пробивалось новое в жизнь, сколько для этого надо было положить сил и энергии! И только горячая вера в будущее, в торжество справедливости помогала нам выстоять в таких вот боях, нам, рядовым членам партии, до конца и безраздельно поставившим себя на службу партийному делу.

Итак, собрание началось.

Председатель партконтроля медленно, как будто нарочно, чтобы затянуть собрание, прочитал и моё письмо в «Правду», и моё заявление в ЦК, хотя они были почти одинаковы по содержанию.

Затем начались выступления.

Первым начал секретарь парторганизации наш уважаемый Дубовцев.

— Вы пишете сразу в «Правду», в ЦК, минуя парторганизацию….

«Неправда, сначала ходила и писала в Райком. Не помогли осудить тех, кто живет по правилу: «Моя хата с краю». Потом пошла на консультацию в Обком, после чего сняли с пропагандистской работы неизвестно за что, работы, которая давала мне наибольшее удовольствие. Только после этого написала в «Правду». Не помогли и там, не захотели помочь. Тогда в ЦК», — мысленно возражала я Дубовцеву.

— Кто вам запрещает читать лекции? Читайте, пожалуйста, — продолжал отчитывать меня, сей партийный руководитель.

Ни в одно дело он не вложил души, никогда и ничем не загорался сам и не зажигал других, поэтому и никогда не понимал, что в живом деле нужен живой огонь, нужна живая душа. Понять «моральный стимул», «моральный настрой», их роль в любой работе и тем более в той, которую мы называем общественной, не доходили до его сознания. Для него они были пустым звуком. Зато стремление угодить начальству владело всегда всем его существом. Не замедлило оно проявиться и тут.

— Мы все доверяем Евгению Петровичу и не видим в его действиях по отношению к вам никакой вины, — спешил он заверить начальство в своих верноподданнических чувствах.

А Чувашов? Ну, никогда не думала, что он может так извращать факты, даже говорить заведомую ложь, так ловко уходить от существа вопроса и выкручиваться! По его вышло, что я сама отказалась от пропагандистской работы.

Вот бы мне так уметь!

А я всю жизнь уповаю на честь, да на совесть. Учись, Анастасия Николаевна, у партийных руководителей!

А твоя бывшая подруга Берестова С.М.? стоило ей занять пост директора, и она быстро научилась отказываться от своих слов в угоду начальства почище Дубовцева М.А., которого она когда-то критиковала за это.

— Сейчас здесь говорят, что всё решает первичная партийная организация. Почему же вы, Сагида Михайловна, говорили мне, что всё зависит от Райкома? — спрашиваю я.

— Ничего я вам не говорила! — последовал категорический ответ.

Смотри, Анастасия Николаевна, как надо поступать в жизни!

— Мы же вместе с вами обсуждали моё выступление на партактиве и вы говорили, что надо, мол, конечно надо об этом сказать, — напоминаю я.

— Ничего этого я не помню и не знаю!

Вот так. А ты знай, налегаешь на правду, да на справедливость. Видишь, как старается преподать тебе науку жизни эта наставница учителей и учеников? Учись!